Круче некуда
Шрифт:
Это треклятое освещение вырубилось. Полчаса назад, когда он выходил отсюда, горели все люминесцентные лампы, висевшие на потолке с интервалом в двадцать пять футов, сейчас – только половина. Черными провалами зияли неосвещенные участки гаража.
– Назад! – крикнул Курц, показывая на дверь, из которой они вышли.
Пег О‘Тул посмотрела на него, как на чокнутого, не выказав никаких признаков страха, и сунула руку в сумочку, извлекая оттуда свой пистолет.
Началась стрельба.
Глава 2
Когда
Курц разбирался в оттенках и сортах боли не хуже, чем некоторые – в винах, но эта боль в голове находилась за пределами оценок. Единственной разумной реакцией на нее мог быть крик, но он не стал кричать долго, поскольку от этого боль только усиливалась.
В палате было темно, но даже слабый свет от оборудования на прикроватном столике резал глаза. Все предметы смотрелись, будто окруженные ореолом. Попытка сфокусировать взгляд вызывала тошноту, пробивавшуюся сквозь боль, подобно плавнику акулы, рассекающему маслянистую гладь моря. Чтобы избавиться хоть от нее, Курц закрыл глаза. Теперь он лишь слышал приглушенные больничные звуки, обволакивающие его со всех сторон: переговоры по внутренней связи, скрип резиновых подошв по кафелю, еле слышные разговоры вполголоса, такие, которые услышишь только в больницах и букмекерских конторах. Но все эти звуки, и любой из них в отдельности, в том числе его собственное хриплое дыхание, были слишком громкими для Джо Курца.
Он попытался поднять руку, чтобы потереть правую сторону головы – эпицентр этой вселенской боли, но рука задрожала и осталась на месте, рядом с металлической рамой кровати.
Потребовалось еще две попытки и несколько секунд предобморочного состояния, чтобы напрячь волю и сквозь боль открыть глаза. Понятно, почему правая рука не работает – его просто приковали к кровати наручниками.
Еще через пару минут упорных попыток он разглядел, что левая рука свободна. Курц медленно, с трудом поднял ее и пронес перед лицом. Пришлось закрыть глаза, чтобы справиться с тошнотой. Он коснулся рукой правой стороны головы над ухом. Боль, казалось, расходилась оттуда волнами, как радиоволны на заставках старых фильмов.
Правая сторона головы была скоплением бинтов и пластыря. Однако не все потеряно, подумал Курц, разглядев, что в него воткнуты всего две капельницы, а в паре футов стоит лишь один попискивающий монитор, вокруг него бегают медсестры и доктора с реанимационными тележками. Значит, состояние, по крайней мере, не критическое. Или на него махнули рукой, вынесли приговор «реанимации не подлежит» и пошли попить кофейку, оставив его умирать в темноте.
– Мать твою, – произнес Курц и вздрогнул. Боль возросла с 7.8 до 8.6 по его собственной шкале агонии по Рихтеру. Он знает, что такое боль, но эта боль… она просто
Курц уронил руку на грудь, закрыл глаза и позволил себе уйти с поля боя.
– Мистер Курц? Мистер Курц?
Курц проснулся. В глазах все так же плыло, тошнило, но боль стала другой. Еще хуже. Какой-то идиот поднял ему веко и светил в глаз фонариком.
– Мистер Курц?
Голос принадлежал мужчине средних лет с коричневой кожей и добрым взглядом, видимым сквозь очки в черной оправе. На нем был белый халат.
– Я доктор Сингх, мистер Курц. Я работал с вашими ранами в интенсивной терапии, а сейчас вернулся из операционной, где лежит ваш друг.
Курц наконец-то сфокусировал взгляд на его лице. Какой еще друг, хотелось ему спросить, но этот вопрос не стоил того, чтобы открывать рот. По крайней мере, пока.
– Пуля попала в правую сторону вашей головы, мистер Курц, но не проникла внутрь черепной коробки, – произнес Сингх мягким певучим голосом, отдававшимся в голове Курца, как визг трех бензопил, работающих одновременно.
Супермен, подумал Курц. Пули, мать их, отскакивают.
– Почему? – спросил он вслух.
– Что, мистер Курц?
При мысли о том, что снова придется говорить, Курц закрыл глаза.
– Почему… пуля… не… проникла? – с трудом ворочая языком и губами, проговорил он.
Сингх понимающе кивнул.
– Это была пуля небольшого калибра, мистер Курц. Двадцать второго. Кроме того, она прошла сквозь плечо… человека, который был с вами, и срикошетировала от бетонной колонны, находившейся позади вас. Пуля сплющилась и потеряла значительную часть кинетической энергии. Тем не менее если бы в момент попадания вы повернули голову вправо, а не влево, то мы бы извлекали ее из вашего мозга, и это могло бы быть вскрытием, а не операцией.
Исчерпывающе, подумал Курц. Слишком много информации на данный момент.
– В результате, – продолжил пилить голову Курца мягкий певучий голос Сингха, – у вас контузия средней тяжести и внутричерепное кровоизлияние, не требующее трепанации. Левый зрачок не аккомодирует, кровь попала в подглазное пространство, и сейчас белки ваших глаз выглядят кровавыми. Однако все это не столь важно. Завтра мы начнем проверку моторики и постэффектов.
– Кто… – начал было Курц. Он не был уверен, что хочет узнать. Кто стрелял в меня? Кто был со мной? Кто за это ответит?
– Здесь полицейские, мистер Курц, – прервал его мысли Сингх. – Именно поэтому мы не стали вводить сильные обезболивающие с того момента, как вы пришли в сознание. Им надо поговорить с вами.
Курц не стал поворачивать голову, чтобы посмотреть, но доктор сам отошел в сторону, и он увидел двух детективов в гражданской одежде. Один мужчина, одна женщина. Мужчина чернокожий, женщина – белая. Женщину он знал. Когда-то они были влюблены друг в друга.
Чернокожий детектив, опрятно одетый, в твидовом пиджаке, жилетке и старомодном галстуке, подошел ближе.