Круг
Шрифт:
Страница на Е была пуста.
Буква 3. Зейналов Тахир. «Зейналов Тахир? А, помню. Были соседи. Но уж сколько лет прошло… Встречу на улице, вряд ли узнаю. А он, вероятно, не помнит и имени моего».
И. Идрис. «Молодчина Идрис. На три года старше, а какой огурчик. Вечно по горам, по долам. Теперь, говорят, ищет золото в Закаталах. Для чего ему телефон, не знаю, никогда не бывает в Баку ни его, ни жены. „Я геолог, говорит, что мне киснуть в городе? Мое дело горы“. Может, сегодня, на мое счастье, в городе, а? Позвоню!»
Он снял трубку, набрал номер. Долго слушал длинные
М. Мамед Насир. «Ох уж этот Мамед Насир. И сейчас, наверное, пьян в стельку. Так и погубил себя этой выпивкой. Сначала еще какую-то меру знал. А теперь вовсе дошел до ручки. Сколько можно говорить, читать мораль? Он же не ребенок, пожилой человек, седой уже. Плачет, божится, а через три дня опять за свое. И пьет с кем попало, и болтает бог знает что. Правильно говорят ребята: открой Мамеду Насиру бутылку, а он тебе душу откроет…»
Н. Набиев Аскер. «Бедный Аскер, умер в прошлом году. Пришел домой. Снял пиджак. Сказал: „Жена, дай-ка чаю“. Сел и умер. Уж конечно, сердце, этакая дрянь!»
Р. Рагим. «Нет уж, извините, Рагим теперь большой человек, вращается в высших сферах. Позвоню — подумает, мне что-то от него нужно. Да и вряд ли это еще его номер. Как только люди получают какой-нибудь важный пост, они первым долгом меняют номер телефона».
С. Сафтар Атаев. 3-50-51. Это он сам написал.
Т. Теюб. В субботу Теюба в городе не найдешь. Сейчас он уже, наверное, в Мардакянах, на даче копается.
У. Улдуз. Всем семейством переехали в новый дом. Телефон еще не провели.
Ф. Фархад. Фархад в Москве.
X. Ч. Ш. Перелистывая эти страницы, Сафтар загрустил. Как будто в единственном коробке остались только сгоревшие спички.
Тетрадь заполнялась по старой орфографии. Там были еще буквы Ю и Я. [12]
Буква Ю была пуста.
Дядя Сафтар помедлил, осторожно открыл последнюю страницу.
На странице с буквой Я было написано «Яшар», и ничего больше. Номера не было. Просто «Яшар», и все.
12
Последняя реформа азербайджанской орфографии 1958 года упразднила ряд нехарактерных для языка буквенных обозначений.
Он перевернул и эту страницу и вдруг снова увидел почерк Мины.
Мина написала большими печатными буквами:
Дядя Сафтар, улыбаясь, поднял трубку.
Набрал ноль, протянул палец к единице, но вдруг ему пришло в голову, что с пожарными шутить нельзя. Могут быть неприятности. Во всяком случае, телефон уж точно выключат.
Он не хотел, чтобы телефон выключили. Если даже молчит, все равно пусть себе стоит. Всегда стоял, и пусть себе. Как-никак свой.
С 02 тоже шутить не стоило. А также и с 03.
А 04? Интересно, есть телефон 04? Интересно, что это? Может, набрав этот номер, можно просто поговорить? Может, есть такое место, где ни о чем не спросят, а просто поговорят о здоровье, о настроении, ободрят, как умеют…
Дядя Сафтар набрал 04. Никакого отзвука. Ни длинных гудков, ни коротких. Ни звука. Точно это мертвое пространство.
Набрал 05. Ни звука.
06 тоже не ответил.
07 — послышались частые гудки. Было занято.
И 08 — тоже.
Дядя Сафтар набрал последний — 09, и в трубке тотчас послышался голос. Он растерялся и сказал:
— Здравствуйте, это Сафтар Атаев говорит.
Сухой женский голос:
— Кто? Скажите внятно фамилию.
— Атаев, Атаев Сафтар.
— Адрес?
— Мирза Фатали, сорок пять.
— Ждите.
До Сафтара дошло. Он понял, что дозвонился в справочное бюро.
Ему стало смешно, но он ждал, что будет дальше. Из трубки послышалось:
— Три пятьдесят пятьдесят один.
— Точно, — сказал Сафтар. — Три рубля с полтиной, пятачок да грош.
Но женщина его не услышала. Она уже положила трубку.
Сафтар тоже положил трубку. Рассмеялся.
И вдруг подумал: а что будет, если человек по собственному телефону позвонит сам себе? Посмотрим!
Он взял трубку, набрал номер: 3, 5, 0, 5, 1. Ага!
Послышались частые короткие гудки: ду, ду, ду, ду, ду…
— Занято, разговаривают, — сказал дядя Сафтар, засмеялся, потом задумался.
Прислушался. Долго слушал.
Из трубки с раздражающей монотонностью слышались гудки: ду, ду, ду, ду, ду, ду…
Как будто в осенний день в комнате протекала крыша…
Письмо Нармины отцу Сафтару и матери Мине
«Дорогие мои мама и папа. Сердечный привет вам из далекой гвинейской земли. Я очень по вас соскучилась. Но прежде всего хочу сообщить вам радостную весть. Поздравляю! Вы стали бабушкой и дедушкой. Я нарочно ничего не писала вам раньше, чтобы мама не волновалась.
Я же знаю, какая она беспокойная. Но теперь уже все хорошо, десять дней назад появился на свет ваш маленький внук. Хусу говорит, что он похож на деда, но носик у него точно твой, мама. Мы его еще никак не назвали. Папа, я хочу назвать его твоим именем. Хусу говорит; у нас в Карабахе не называют именами живых родственников. А я говорю: у вас не называют, а у нас называют. Я сказала ему, что у нас даже есть обычай такой — называть первого ребенка именем деда. Не знаю, есть ли на самом деле такой обычай, я сказала это, чтобы его уговорить. Потому что очень хочу дать малышу твое имя, папа. Когда я буду его звать, мне будет казаться, что ты рядом со мной в этой чужой стране. Если б родилась дочка, я назвала бы ее Миной. Мамочка, родная, я очень беспокоюсь о тебе. Каждую ночь вижу тебя во сне. Такие вижу бестолковые сны… Написала бы ты мне письмецо хоть на одной страничке. Посмотри на папу и бери с него пример: он пишет аккуратно. Что до нашей жизни, то мы живем неплохо. Хусу очень уважают. Здесь большая нужда во врачах. Такие есть больные, такие болезни, не дай бог. Народ очень приветливый. Но очень уж бедно живут, просто ужас.