Круг
Шрифт:
— Но зачем вы признались сегодня и почему мне?
— Мне стало известно, что у вас появился другой след… та история с автобусом…
Следователь нахмурился. Этот депутат хорошо осведомлен.
— И?
— Возможно, теперь нет нужды записывать этот… неформальный разговор. Да и секретаря суда я нигде не вижу… — Поль театрально огляделся по сторонам.
Сарте сдержанно улыбнулся в ответ.
— Отсюда этот поздний визит…
— Я питаю к вам полное доверие, господин следователь, — проникновенным голосом произнес Лаказ. — К вам, но не
Лесть была грубой, но подействовала, хотя Сарте ничем не выдал своих чувств. Ведя приватную беседу с депутатом, который счел возможным посвятить его в тайны политического закулисья, он вырос в собственных глазах.
— Сведения о ваших отношениях с этой преподавательницей начали просачиваться в прессу, — заметил он. — Это тоже может навредить карьере. Особенно учитывая состояние здоровья вашей жены.
Политик нахмурился, но тут же сделал отстраняющий жест рукой, не соглашаясь с аргументом собеседника.
— Намного меньше, чем сговор с потенциальным соперником или убийство, — возразил он. — Письмо, которое я написал Клер незадолго до ее смерти, обязательно попадет в руки журналистов. В нем говорится, что я решил порвать с ней и посвящу все свободное время болеющей жене. Подчеркиваю: я действительно написал это письмо. Но не собирался его обнародовать…
Сарте посмотрел на собеседника взглядом, в котором отвращение смешивалось с восхищением.
— Скажите мне только одно: вы пошли на чертовский риск и встретились с гипотетическим кандидатом от оппозиции на следующих президентских выборах, потому что решили повторить маневр Ширака образца тысяча девятьсот восемьдесят первого года? Вы гарантируете ему голоса ваших сторонников во втором туре президентских выборов, а через пять лет становитесь его соперником, так?
— Сегодня не восемьдесят первый, — поправил следователя Поль. — Члены моей партии станут голосовать за кандидата от оппозиции только в том случае, если сочтут его экономическую программу разумной. И будут недовольны политикой нашего нынешнего президента… Боюсь, ему в любом случае не удастся переизбраться на второй срок, он теряет популярность.
— Вы рассчитываете, что человек, с которым вы встречались в прошлую пятницу, выиграет первичные выборы и станет кандидатом от оппозиции на президентских выборах, — констатировал Сарте, которого все больше забавляла эта игра. — Через два года…
Лаказ улыбнулся в ответ.
— Риск — благородное дело.
В дверь постучали. Сервас повернул голову и услышал, как Эсперандье заворочался в своем кресле.
— Ой, извините, — произнес молодой мужской голос. — Я заглянул посмотреть, заснул он или нет.
— Все в порядке, — сказал лейтенант, закрыл дверь и вернулся в кресло.
Жизнь в отделении начала затихать, только дождь барабанил по стеклам да гремел время от времени гром.
— Кто это был?
— Санитар — или интерн…
— Иди домой, — велел Сервас.
— Еще
— Кто караулит Марго?
— Самира и Пюжоль. И два жандарма.
— Езжай к ним. Там ты будешь полезней.
— Уверен?
— Если Гиртман целит в меня, он нападет на Марго. — Голос Мартена дрогнул. — Он даже не знает, что я здесь. Кроме того, его жертвами всегда были женщины… Я беспокоюсь, Венсан, очень беспокоюсь за Марго. Хочу, чтобы вы с Самирой были рядом с моей девочкой.
— Ты еще помнишь, что в тебя стреляли?
— Повторяю — никто не знает, что я в больнице. Одно дело — гнаться за человеком по лесу с ружьем и совсем другое — покушаться на пациента в больничной палате.
Сервас догадывался, что его помощник пребывает в раздумьях.
— Ладно. Можешь на меня рассчитывать. Я не оставлю Марго без присмотра ни на секунду.
Эсперандье вложил в руку Серваса его мобильный.
— На всякий случай, — сказал он.
— Ладно. Беги. И позвони, как только будешь на месте. Спасибо, Венсан.
Хлопнула дверь, и в палате стало тихо, только гремел где-то далеко гром, один раскат сменял другой: гроза готовилась взять больницу в кольцо.
На улице резко просигналила машина, следом загрохотал гром. Циглер почувствовала движение у себя за спиной, поняла, что он появился через другую дверь, зайдя ей в тыл; она обернулась, но опоздала… От резкого удара кулаком в висок женщина рухнула на колени и на мгновение утратила способность ориентироваться во времени и пространстве. В ушах сильно шумело, так что она едва успела отклониться, чтобы смягчить шок.
Второй удар он нанес ногой по ребрам; она задохнулась, согнулась пополам и мешком свалилась на пол. Он хотел ударить ее в живот, но не достал — она свернулась в клубок, подтянув колени и локти к груди, — разъярился и принялся пинать свою жертву куда попало.
— Грязная потаскуха! Решила меня поиметь? За кого ты меня принимаешь, гадина?
Он орал, брызгал слюной и все бил и бил. Боль была просто ужасная. Циглер казалось, что ее спина и руки превратились в месиво. Он нагнулся, схватил ее за волосы и ударил лицом об пол, сломав нос. На мгновение Ирен показалось, что она вот-вот лишится чувств. Он схватил ее за лодыжки, навалился всем телом на спину, придавил коленом поясницу и защелкнул на запястьях тонкие пластиковые наручники.
— Проклятая идиотка! Ты понимаешь, что я теперь буду вынужден сделать? Понимаешь?
Ярость в его голосе смешивалась с жалостью к себе. Он мог прикончить ее прямо сейчас — застрелить или проломить голову, — но все еще сомневался: убийство полицейского — грань, которую нелегко перейти. Возможно, у нее все еще есть шанс…
— Не дури, Златан! — гнусавым голосом произнесла Циглер. — Канте в курсе, мое начальство тоже. Убьешь меня — получишь пожизненное!
— Заткнись!
Он снова ударил ее ногой — на сей раз не так сильно, но попал по травмированному месту, и она скривилась от боли.