Шрифт:
Все эти двадцать долгих лет печали
Стенаньями и вздохами живу.
Я пойман, я люблю, я умираю…
Франческо Петрарка,
«На жизнь Мадонны Лауры».
* * *
Осуждаете? За что?
На свободу нынче – мода.
Я в глазах молвы – ничто,
Что-то вроде антипода!
Коньяку в стакан плеснул,
Неуютно
Двадцать первую весну
В сердце горькая истома!
Двадцать первую весну
Жду, смирясь, одну и ту же…
…………………………………
Месяц душу полоснул.
Эх, зима!.. Хандра да стужа.
* * *
Морозный день… Швырнул я в душу снегом,
Прикрыл глаза, подняться с кресла лень.
Котёнком на груди притихла нега,
Такая тёплая… Морозный день.
Грущу и пью… Забылся у камина,
В окно синица заглянула: «Фью!»
Взметнулась и застыла ветвь рябины,
Такая жаркая… Грущу и пью.
Считаю дни… Ревную и тоскую,
Зажглись на небе мёрзлые огни.
Кто виноват, что выбрал я такую…
Такую вольную… Считаю дни.
Обломов
Свинцовый сон… Свинцовая луна.
В груди заместо сердца – мягкий слиток.
И вдруг в окне – Она, Она! Одна…
С букетом полусонных маргариток.
Как был – во двор, скорей, скорей обнять.
Прихожая!.. Веранда!.. Три ступени!..
Вот только б не заметил кто опять
Изящной, быстрокрылой женской тени.
Всё обошлось, и вот они одни.
Приветствия, вопросы, поцелуи!
Румянец на щеках, а глазах – огни,
В сердцах и жилах – бешеные струи!
Она спешит. Он на иголках весь –
Не дай Господь, нагрянет кто случайно,
И поползёт губительная весть,
Окутанная пошлой, скользкой тайной.
Бежит к саням – он смотрит ей вослед,
Не смея на секунду оторваться:
«Пошёл! Быстрей! Какой ужасный свет!..»
Как будто стихло. Можно отдышаться.
* * *
Ополоумевшая ночь
Рыдает горькими стихами,
Из дома – прочь, из дома – прочь,
Там пахнет тонкими духами.
Печально, страшно и смешно,
И не пойму: зачем, куда я,
Ведь исчезать тайком грешно,
Когда молва – хвостом – худая.
Остаться? Что ж, мне не впервой
Страдать и петь под пересуды,
Ночами слышать печки вой,
А вечерами – звон посуды.
Хотелось только бы понять
Откуда это безразличье!
Я вновь готов Её обнять,
Забыв обиды… И приличье.
Моя любимая змея
Проскользнула в душу неслышно,
Осмотрелась… Решила, что – зря.
Погрустила немножко… И вышла.
…За окном занималась заря!
* * *
Прощенья просить не нужно
За то, что ушла так рано.
Мы б жили с тобою дружно,
Да только – на сердце рана.
Не рана, а язва даже,
Терпеть её нету мочи,
Я в жизни не видел гаже,
Болит она, кровоточит.
И смрад из неё струится,
Слезится, парит… А захочет –
Вдруг ровной строкой ложится,
Меня растолкав средь ночи.
Читаю. Мороз по коже…
Смущенье в душе теснится:
Об этом писать негоже,
Такому, не дай бог, присниться!
Да только опять выводит
Ужасные, гадкие строчки,
И снова горит и бродит
Как брага в железной бочке.
…Но видно уже, по-кругу,
Рождаясь и умирая,
Нам так и терзать друг друга,
Пока не заслужим рая.
Весенняя лихорадка
1
Пустоглазая! Злая, пошлая!
В кутежах ночных закалённая.
Как случилось так? Дело прошлое…
Голова моя воспалённая.
Как задумаюсь – грусть-тоска берёт:
Одичаю с ней через год-другой…
Кошкой ластится, да понятно – врёт,
Брошу всё к чертям, растопчу ногой!
Злюсь и мучаюсь гадкой близостью,
Уходил не раз – возвращаюсь вновь,
Соблазнился дух сладкой низостью,
Чумовым вином замутилась кровь.
Только хватит уж! Опостылела
Красота её омертвелая,
Зря верёвку-месть лестью мылила –
Не придёт за мной нынче Белая.
Но удавка та неразлучна с ней,
Не попался я – попадёт другой…
Не спасёт души миллион огней,
Хоть по всем церквам изогнись дугой,
Всё равно в аду очищенья ждать,
Знает всё сама, вот и бесится…
Уплыла луна в перелесок спать,
Водрузив рога мужу месяцу…
2
Не смешно совсем вспоминать о том,
Как болел душой, сердцем мучился,
Как вокруг неё петли вил котом,
Петухом в глаза глупо пучился.