Круги на воде
Шрифт:
– Ну, а кто же рискнет, после таких запугиваний прикоснутся к нему хоть пальцем?
– 04 -
Голова гудела так, будто в ней вился огромный рой мух облюбовавших издохшего ишака, пробывшего несколько дней на горячем солнцепеке. Мухаммед обхватил гудящую, готовую развалиться на части голову, с трудом открыв слезящиеся глаза. Спустя некоторое время глаза привыкли к полутьме пещеры, он увидел валяющиеся у стены плащи его спутников, тощие сумки, но их самих не было. Сын пустыни попытался
– Нет ну что ты, спи дорогой, спи. Плащ мягкий, теплый, мне даже самому нравится!
Гепард видимо согласился, так как тут же цапнул и начал подгребать плащ под себя. Вдохновленный таким стимулом Мухаммед прытко выскользнул из своего одеяния и на цыпочках, не отводя взгляда от гепарда, вышел из пещеры.
– Слава Аллаху – вздохнул он, с облегчением смахивая котящийся градом пот - в жизни не потревожу ни одну кошку!
Оба его спутника сидели у самого порога и тихо разговаривали на своем странном наречии.
– Доброго дня, достопочтенный Мухаммед.
Сын пустыни кисло осклабился и присел в тени, рассматривая обнаженного по пояс Ночного Ворона, что сидя на камне полировал свой странный прямой клинок, в такт раскачивающемуся на его шее нательному крестику.
Тот понимающе кивнул, и сочувственно спросил:
– Что, совсем плохо?
– Вай, голова совсем раскалывается. И надо же мне было до такого свинского состояния напиться? Даже и не заметил, как так случилось, а теперь думать не могу, смотреть не могу, ничего не могу! Все время что-то мерещится - ночью видел сон, будто явился мне недостойному сам архангел Джабриль. И приснится же такое с пьяных глаз. А сейчас вот пригрезился гепард, развалившийся на моем плаще. Нет - покивал он головой - определенно, пить вино грех!
– А гепард это мой – подал голос сын Ильин, протягивая ему два белых шарика и очередной бурдюк.
Мухаммед опасливо покосился на бурдюк и Стас звонко рассмеялся.
– Да ты не бойся, на этот раз это просто вода, а это лекарство от твоей боли.
Мухаммед покорно глотнул таблетки и жадно приник к бурдюку, вода потекла по его бороде, струйками скатываясь на грудь. Ильин беззвучно рассмеялся и подмигнул напарнику.
Мухаммед с сожалением посмотрел на пустой бурдюк и отложил в сторону, удивленно прислушиваясь к себе.
– Ай, спасибо, дорогой, век не забуду! Как на свет появился, голова ясная и совсем не болит.
– Да чего уж там, с кем не бывает. Знамо дело.
– Нет, - вдруг решительно возразил Мухаммед – не пристало мужу и воину упиваться вином, с этого дня полнейший джихад и решительная трезвость ума.
– Какой такой джихад?
– Эээ… - огорченно протянул Мухаммед – вот умные речи говоришь, а такой простой вещи не знаешь. Джихад это война со слабостью и грехом внутри себя. С тем самым врагом, у которого в плену все от рождения. Не далее как вчера вечером Ночной Ворон вещал об этой мудрости, как тут забыть, если эти слова огнем начертались на моем сердце?
Равен оторвался от полировки меча, изумленно уставившись на пророка. Это становится, совсем интересным. А ведь помнится, что Гавриил обещал исправить все их оплошности.
Ильин удрученно покивал головой.
– Как не знать, Мухаммед, знаю. Да только в тех далеких землях, откуда я прибыл, джихад обозначает совсем иное. И обозначает оно - убей неверного. Сколько бед горя и крови принесло неверное толкование священного слова «джихад».
– Как такое возможно, уважаемый Стас сын Ильин? Какой глупец дерзнул употребить священную войну в себе для убийства ближнего?
– Боюсь, что тот кто это сделал, был далеко не глупец и знал что делает. Соблазненный властью над ближними, что сулил ему враг человеческий, применил священную войну для порабощения умов и разжигания вражды.
– А, неверные шакальи сыны – взвыл пророк – как можно такое сотворить?
– Не знаю, но тот, кто предан истине, должен был предан только ей, а не жажде власти, почитанию толпы и изобилию благ. В тех землях, откуда я пришел, после ухода мудреца, проповедавшего миру слова истины, его ученики, видимо, не будучи столь горячи сердцами в служении единому Аллаху, вместо сути горной воды отдавали предпочтение поклонятся кувшину и его стенкам.
С этими словами Мухаммед неожиданно встал, обнял Ильина и трижды расцеловал.
– Стас, сын Ильин, неважно, последователь ли ты заповедей Муссы, ибо, что может быть ближе и вернее, чем сердце говорящее истину и свидетельствующее о ней своей жизнью? Равен, Ночной Ворон, неважно, что ты не воздаешь хвалу Аллаху в мечети, но его мечеть нашла приют в твоем сердце, исполненном мудрости и сострадания.
Он также обнял и Равена, и в это время из пещеры потягиваясь вышел гепард, и уселся на пороге не сводя с него глаз.
– Так это что – недоуменно спросил Мухаммед - он мне не грезился?
– Нет, достопочтенный Мухаммед, не грезился, это наш боевой гепард. Вместе с ним ночью мы совершили вылазку и повергли разбойничью шайку в бегство. Отныне дорога к Хире свободна, а мы можем идти дальше, что бы совершить то, что предначертано.
– Значит и архангел Джабриль действительно являлся мне? Вай, как стыдно! – закрыл лицо руками пророк.
– Я думаю, он поймет. Это ведь не последний ваш разговор.
Стас поправил повязку на лице, бросил Равену дорожный плащ и шлепнул гепарда по ушам.
– Нам пора. Даст Бог, свидимся.
Мухаммед еще раз прижал его к сердцу и быстро смахнул слезу, что бы никто ни увидел ее на глазах воина. Облачаясь в плащ Равен сорвал с шеи нательный крестик и протянул сыну пустыни.
– Прими это в дар, в память о нас, и быть может и ваши с Ним пути тоже пересекутся.
Мухаммед учтиво прижал к сердцу подарок, сгибаясь в почтении.
– Не стоит рассказывать миру, что здесь происходило в действительности, и уж тем более не стоит записывать в строки, которые ты носишь в своем сердце. Тебя уже ждут, а нам пора в дорогу. Прощай, Мухаммед.