Круги на Земле

Аренев Владимир Константинович

А оказывается, все намного проще. Сын дядь Юриного друга, Ягора Василича и его жены, тети Маши, «злавиу и размалявау». То бишь, словил и покрасил.

Чуть позже, когда они вчетвером уже сели ужинать «чым Бог адарыл», явился и котомучитель с сестрой. Мальчик (вероятно, тот самый «подающий надежды художник» Сашка) при виде нежданных гостей замер; глаза его настороженно оглядели чужаков, потом переметнулись на родителей. После короткого визуального обследования был сделан однозначный вывод об осведомленности отца про некоторые творческие поиски сына — неутешительное, скажем прямо, резюме. Девочка же смущенно потупилась, покраснела и спряталась за спину старшего брата.

— Ну, разпавядай, — грозно молвил Ягор Василич. — Навошта Шархана фарбавау? Вродзе дарослы чалавек, у трэций клас ходзишь — и гэтакия фокусы вытваряеш.

Молодой рафаэль кашлянул, почесал засохшую корочку крови на сбитой коленке и шмыгнул носом.

— Шархану, миж иншым, спадобалася, — неожиданно пискнула девчонка, задиристо выглядывая из-за братовой спины. — Вот!

— С чаго ж ты взяла, што яму спадобалася? — спросила тетя Маша. — ‚н табе асабиста признауся?

— Миж иншым, — буркнул Сашка, — миж иншым, кали на Шархана зноу Барыскин Пират накинувся, той тольки шыпнув раз и усе. Забег Пират да будки, схавауся и больш Шархана не займау. Вот!

— Гора з ими! — всплеснула руками тетя Маша. — Ну што паробиш? Сядайце ужо есци, разбышаки. Але ж спачатку пазнаемцися з гасцями.

Последовала церемония знакомства. Дети немного робели, Макс нейтрально кивнул им, честно говоря, больше озабоченный мыслями о мягкой постели и затянувшемся восхождении невидимых альпинистов. Юрий Николаевич, к его чести, не стал задавать ребятам глупых вопросов типа «в каком классе ты учишься», «какой твой любимый предмет» или «нравится ли тебе учиться». Он просто поздоровался с художником-Сашкой, с застенчивой Анжелкой — те несмело ответили.

— Ну и добра, — сказала тетя Маша. — А цяпер марш мыць руки и на веранду — я вам зараз туды принясу есци.

— Да пускай садятся здесь, — предложил Юрий Николаевич. — Ничего с нами не станется, подвинемся.

Макс вздохнул, чтобы привлечь к себе внимание:

— Если можно… я уже поел. Я пойду, хорошо? Телевизор посмотрю.

На самом-то деле он хотел вздремнуть, но признаваться в этом не собирался: дядя, наверное, с удовольствием поговорил бы подольше с Ягором Василичем, ведь они очень долго не видели друг друга. А Макс тем временем поспит на диване, ничего с ним не станется, с Максом. Да и с диваном, в принципе, тоже.

…Жаль только, сон почему-то не приходил. Вместо него явился Шерхан, по-свойски развалившийся на Максовых коленках и довольно замурлыкавший — этакий увесистый теплый комочек спокойствия.

Поскольку заснуть не удавалось, мальчик стал прислушиваться к звукам. По телику транслировали сводку новостей, неинтересно и негромко, на кухне же разговаривали взрослые. В основном — Ягор Василич, раздобревший от выпитого и съеденного, искренне обрадованный встречей с другом детства.

На коленях живым моторчиком работал кот.

Карабкались альпинисты.

— Не разумею, — вещал Ягор Василич. — Ты, Карасек, приехау зусим иншым. И размуляць навчыуся па-гарацкому, и ваабшчэ… Буццым не расли мы с табою разам, буццым выховывауся ты на зусим чужой планеце, у далеких краях…

— Да, — вздохнул дядя Юра, — может, Ягор, ты и прав. И что язык совсем позабыл, и что… одним словом, «воспитывался в чужих краях». Только знаешь, Ягор, по-другому ведь там нельзя. Город есть город, село есть село, и встретиться им никак… И мой «правильный язык», если хочешь, маскировка. Чтобы не смотрели как на аборигена с немытым лицом и шерстистыми ступнями…

Неожиданно Максу расхотелось спать. То есть, спать-то он хотел по-прежнему, но смотреть сны… Бр-р-р! А вдруг снова явится мохноногое существо /все образумится… то есть, я хотел сказать, образуется/ или даже водитель? Нет, Макс определенно не хотел спать.

А сон, как на зло, наваливался на мальчика всем телом, увесистый и плюшевый, хватал за веки, пытался склеить их одно с другим, попарно. Как Макс ни старался, время от времени глаза все же закрывались, и тогда он проваливался в пустоту, — чтобы через пару минут вынырнуть оттуда, вяло шевельнуться и рухнуть обратно.

Сколько длилась эта мука, Макс не знал. Просто в какой-то момент оказалось, что рядом стоит дядя Юра и легонько тормошит его: «Вставай, козаче, поедем к бабушке».

Мальчик поднялся с дивана (Шерхан долго не хотел слазить, пришлось ссаживать) и вслед за дядей вышел на крыльцо.

В темноте, пробитой несколькими лучами света, тарахтел невидимый мотор. Сонно вскрикнул петух, колокольчиком прозвенел над ухом комар, где-то вдалеке глухо всхрапнула корова.

Было свежо и странно стоять здесь, спиной к теплому дому, посреди незнакомого двора и слушать все эти звуки. Макс зевнул напоследок — сон вздрогнул, поежился и убежал в ночь.

— Ну вот, — сказал Юрий Николаевич, — сейчас поедем.

Он обнял племянника за плечи, потом подхватил здоровой рукой рюкзаки и отправился к тарахтевшему мотору. За домом стоял трактор «Беларусь», когда-то голубого, а теперь — неопределяемого цвета. В кабине сидел Ягор Василич; заметив гостей, он махнул рукой:

— Залазце. Паедзем да бабы Насци.

Хлопнули дверцей, включили мотор, поехали.

— Дзяржицесь, тут трохи разбита, — предупредил Ягор Василич, когда выбрались за ворота. — Далей будзе лягчэй.

«Ага, — сонно подумал Макс, — держимся. Главное, чтоб „далей“ было не так далеко». Он оглянулся посмотреть на дом и увидел детей, которые глядели им вслед. Потом Сашка начал закрывать ворота, трактор как раз повернул, и отсюда можно было рассмотреть только рожки антенны на крыше — сам дом пропал в темноте. «Как будто упал в воду и пошел ко дну… Ух, скорей бы уже добраться!..» И тут слева на дороге появилось кладбище. Сперва мальчик не понял, что за деревья такие торчат над низенькой металлической оградкой, а потом догадался: не деревья это — кресты. Крестов было не очень много, все одинаковые (или, может, просто показалось в темноте, что одинаковые).