Круги по воде. Черная моль
Шрифт:
Та подняла умные коричневые глаза и потёрлась мордой о его сапог, словно говоря: «Ничего, мы все–таки поработаем». Проводник усмехнулся и потрепал её по мощной шее.
К ним подошёл Виталий.
— А ну, дай–ка ей для информации, — он протянув, проводнику коробочку с окурками и пуговицей, найден ной в машине.
Но проводник сначала понюхал её сам и с укором сказал:
— В коробке табак был.
Он высыпал на ладонь окурки и пуговицу и протянул собаке. Та шумно, как пылесос, втянула воздух с его ладони и закружила
— Ищи, Бог, ищи, — повелительно сказал проводник.
— На бога надейся, а сам не плошай, — засмеялся Виталий. — Надо же такую кличку дать. Не щадите чувств верующих.
— Сам себе выбрал, — усмехнулся проводник. — Вдруг откликаться стал. Ещё в школе. Как я в сердцах бога помяну, он со всех ног ко мне. Так и пошло. Уж начальство…
В это, время собака неожиданно рванула в сторону, и он, не удержавшись, повалился на Виталия.
— О черт! Смотри–ка, взяла!
Вдвоём они кинулись вслед за тянувшей их куда–то в кусты собакой.
Она бежала все дальше, уверенно, нигде не задерживаясь, ловко огибая деревья, продираясь сквозь редкие кусты, с шумом втягивая в себя воздух и временами нетерпеливо, сердито рыча.
По лесу бежали долго, выбиваясь из сил, задыхаясь, оцарапанные, исхлёстанные ветвями, не решаясь остановить собаку и хоть на миг перевести дыхание.
Лес между тем стал редеть, и вскоре показалась деревня.
Мирно вились дымки над избами. Во дворах орали, надсаживаясь, петухи. Застрекотал трактор, и словно в ответ ему остервенело затявкали деревенские псы. Где–то, как потерянная, мычала корова. Деревня просыпалась.
Виталий и проводник, мокрые от пота, тяжело дыша и поминутно спотыкаясь, бежали по лугу. Вернее, им только казалось, что они бегут, и собака, видимо поняв, что большего от них уже не добиться, ослабила натянутый, как струна, поводок. Она тоже устала, мохнатые, с чёрными подпалинами бока её тяжело вздымались, но морда по–прежнему не отрывалась от земли. Лишь изредка она вдруг оборачивалась и тихо нетерпеливо повизгивала, словно говоря хозяину: «Ну, что же ты отстаёшь? Бежим, бежим».
Но около первых же изб уверенность покинула её. Она начала метаться из стороны в сторону, ища потерянный след. Проводник вернулся с ней назад. Собака уткнулась мордой в траву, кинулась вперёд, но через минуту снова начала, повизгивая, крутиться на месте. Так повторилось несколько раз. Наконец она устало улеглась на траве и виновато подняла умную морду.
— Все, — вздохнул проводник, вытирая рукавом потный лоб.
— Значит, человек тот пришёл в деревню, — сказал Виталий.
Он тяжело опустился на землю возле какой–то избы, упёршись спиной в низкий палисадник. Рядом уселся проводник. Собака растянулась у их ног, положив морду на вытянутые лапы, и закрыла глаза, только уши её чутко вздрагивали.
— Попробуем рассуждать, — доставая трубку, сказал Виталий. — Человек этот — скорей всего, конечно, Булавкин — после драки, весь в крови, пришёл в деревню. Ночью. Зачем он пришёл?
— Может, ранен был?
— Возможно. Хотя и не сильно. Иначе не прошёл бы столько по лесу, да ещё в темноте. А вообще–то, он не сюда ехал, конечно. Тут слишком близко, чтобы скрыться, если он собирался скрыться. И машину для этого угонять не стоило. Зачем же он пришёл?
Виталий минуту задумчиво пыхтел трубкой. Потом решительно произнёс:
— Ясно одно. У него тут есть знакомые. Он, видимо, решил у них заночевать, переодеться и утром двинуться дальше.
— Пожалуй, что так, — согласился проводник.
— Отправляйтесь теперь назад, — сказал ему Виталий. — К нашим. И возвращайтесь в город. Машину забирайте. Держать около неё засаду бесполезно. Никто уже не придёт. А Углов пусть меня тут разыщет. Ну, скажем, в чайной. Заодно перекусим.
На том и порешили.
Виталий с усилием поднялся, кое–как отряхнулся, заправил перепачканную рубаху и двинулся через деревню к шоссе.
«Представляю себе мой видик», — подумал он, перехватив удивлённые взгляды двух женщин, возившихся с вёдрами у колодца.
Около чайной, как и накануне, стояли машины и подводы, лошади, мотая головами, жевали сено.
В самой чайной народу было много. За столиками ели, курили, громко переговаривались, кто–то смеялся, кто–то спорил.
Виталий протиснулся к стойке, сунув руку в карман, где лежал пистолет.
Молодая женщина в аккуратно повязанной цветной косынке и белом фартуке, только что весело шутившая с кем–то, хмуро сказала ему:
— Спиртное у нас после двенадцати. Ступай пока.
Виталий усмехнулся. «Вид мой продолжает действовать на местное население», — подумал он и попросил бутылку молока и сардельку.
— Спиртное не употребляю, — строго добавил он.
— Оно и видно.
— Плохо смотришь, хозяйка.
Женщина уже внимательней посмотрела на него, и, видимо, в душе у неё шевельнулось какое–то сомнение.
Все столики были заняты, и Виталий пристроился на краю длинной стойки.
— А чего же ты такой чумазый? — спросила женщина и, сама уже не очень веря тому, что говорит, добавила: — Под забором небось ночевал?
Виталий с набитым ртом помотал головой, потом коротко пояснил:
— В лесу.
Последние из посетителей отошли тем временем от стойки, и женщина с любопытством повернулась к Виталию.
— Чего же так, в лесу–то? — спросила она, опускаясь на табуретку по другую сторону стойки.
— Служба, — ответил Виталий. — Человека одного ищем.
Женщина соболезнующе покачала головой.
— Надо же… А что за человек–то?
— В среду ночью к вам в деревню пришёл. Ночевал у кого–то.
— Чужой, что ли?
— Ага…
— Не было у нас тут чужих. А то бы знала. Это вы вчера на машине приехали, мальчишек наших возили?