Круги по воде. Черная моль
Шрифт:
— Чтобы побольше рук и ног переломали? Подумаем еще.
— Вот! — воскликнул Огарков. — Ясно дело, уже начинается паника. Товарищи комсомольцы! Мы специально прибыли к вам, я и вот он. — Огарков показал рукой на невозмутимо курившего Платова. — Надо провести работу среди молодежи, среди способных, перспективных, хотя еще и не очень результативных борцов вашей фабрики…
Свекловишников тяжело поднялся со своего места и направился к двери. Проходя мимо Перепелкина, он, не останавливаясь, сухо буркнул:
— После зайдете ко мне.
Перепелкин только оторопело
Заседание комитета кончилось поздно, и Перепелкин досадливо подумал, что разговор со Свекловишниковым теперь отложится, конечно, до завтра. А его разбирало нестерпимое любопытство, смешанное с какой–то непонятной тревогой: зачем он понадобился — выдвижение, разнос за что–нибудь, личная услуга или…
На всякий случай Перепелкин заглянул в приемную дирекции. Секретарши Зои Ивановны уже давно не было. На ее месте сидел ночной дежурный, с увлечением читавший какой–то пухлый роман.
— Сам–то здесь? — спросил Перепелкин, кивнув на дверь кабинета.
— Ага.
Перепелкин нерешительно приоткрыл дверь.
— К вам можно, Тихон Семенович?
— Прошу.
Свекловишников просматривал какие–то бумаги, машинально помешивая ложечкой в стакане с чаем, рядом на тарелке лежали две витые сдобные булочки.
В большом, просторном кабинете царил полумрак, горела только настольная лампа, бросая яркий пучок света на разложенные по столу бумаги.
— Присаживайтесь, Перепелкин, — добавил Свекловишников, снимая очки и устало откидываясь на спинку кресла. — Побеседуем.
По его тону Перепелкин догадался, что разговор будет мирным, а обстановка придавала ему даже некоторую интимность. Вслед за тем последовало милостивое разрешение курить, и Перепелкин окончательно успокоился.
— Ну–с, так как вам работается на нашей фабрике, Перепелкин? — отеческим тоном спросил Свекловишников. — Довольны?
— Еще бы, Тихон Семенович. Под вашим руководством…
— Ну, ну, — поморщившись, перебил его Свекловишников. — Давайте без этого. Не приучайтесь. Окладом, конечно, не очень довольны?
— Как вам сказать, Тихон Семенович… — насторожился Перепелкин.
— Так и сказать. Сам был молод, знаю, как кровь–то в ваши годы играет. И того хочется и сего…
— Конечно, Тихон Семенович, культурные запросы у меня есть, — скромно подтвердил Перепелкин, внимательно рассматривая свои ногти.
— Однако жуликов ловите усердно, — усмехнулся Свекловишников.
— Приходится, — извиняющимся тоном ответил Перепелкин.
— Так, так. Работой вашей я в общем и целом доволен. Вы, кажется, на своем месте.
— Стараюсь, Тихон Семенович.
«Куда он клонит?» — лихорадочно соображал Перепелкин, но ответа не находил.
— Вот, вот. А потому имею намерение вас поощрить. Есть у меня для такой цели фонд, — доверительно продолжал Свекловишников и с ударением добавил: — Личный фонд. Во избежание кривотолков и прочих лишних разговоров распределяю его сам.
Свекловишников выдвинул ящик стола и достал оттуда тетрадь. Когда он ее раскрыл, Перепелкин увидел вложенные между листами сторублевки.
— Вот. Извольте здесь расписаться, — придвинул Свекловишников тетрадь к Перепелкину.
«Началось, — с неожиданным страхом подумал Перепелкин, и руки его стали влажными от пота. — Пошли пиастры. Но за что, за что?» Он облизнул сразу вдруг пересохшие губы и не очень твердо расписался. Свекловишников веером выложил перед ним пять сотенных бумажек.
— Прошу.
Перепелкин суетливо подобрал их и, скомкав, неловко сунул в карман.
— Теперь вот что, — наставительно произнес Свекловишников, отхлебнув чай и не спеша, со вкусом разжевывая сдобную булочку. — Первое, об этих премиальных не принято судачить со всяким встречным–поперечным. Ясно? Второе. Будете стараться — через месяц подкину еще. И третье. По судам можете шляться сколько заблагорассудится, по ресторанам да кафе веселиться, танцевать тоже не грех, для того живем. Но с одним надо, Перепелкин, покончить: болтливы и хвастливы не в меру. Да–с! Солидней держитесь. Деньги, они сами за себя что надо вашим девушкам скажут.
«Все, старый черт, знает, — со смешанным чувством восхищения и тревоги подумал Перепелкин, — никуда от него не денешься».
— И последнее, — закончил Свекловишников, жирной рукой стряхивая с пиджака крошки, — положением своим на фабрике, общественным доверием дорожите. Очень дорожите. Бдительность свою удвойте. Понятно?
— Ну, конечно, Тихон Семенович. Вы же меня так стимулировали, так стимулировали, что…
— Но порядочек примем вот какой, — перебил его Свекловишников. — Ежели кого с поличным задержите, то сперва докладывайте мне, лично. А там решим, как поступить. Подход тут нужен индивидуальный, чуткий.
— Слушаюсь, Тихон Семенович. Можете целиком положиться. Муха не пролетит. Я для вас, Тихон Семенович…
Перепелкин даже захлебнулся от избытка чувств.
— Не мое добро бережете, государственное! — многозначительно произнес Свекловишников. — А для меня что. Ну, разве так, помочь в чем…
— Эх, Тихон Семенович, только бы случай представился! На деле бы доказал. Только бы случай…
На глазах у Перепелкина выступили слезы, он не на шутку разволновался и говорил очень искренне.
— Бог даст, будет случай, будет, — покровительственно произнес Свекловишников. — Докажете еще…
Из кабинета Перепелкин вышел уже с сухими глазами, подтянутый и строгий: доверие обязывало ко многому.
Прошел месяц, но случая доказать свою преданность Свекловишникову или хотя бы повышенное служебное рвение так и не представилось. Перепелкин был в отчаянии. Что же делать? Получит ли он снова эту странную, но так пригодившуюся ему премию, о которой, как его ни подмывало, он, однако, никому даже не заикнулся? Перепелкин, конечно, понимал, что дело тут не совсем чистое, ну, а если его болтовня дойдет до Свекловишникова, то что будет тогда — Перепелкину страшно было даже подумать.