Круги по воде
Шрифт:
— Кстати, Пётр Андреевич, у вас, кажется, есть дома пишущая машинка?
— Да, — тревожно ответил Черкасов. — Но я полагаю, это не криминал?
— Ну что вы, — Игорь заставил себя улыбнуться. — Просто хотелось бы узнать, не давали ли вы её кому-нибудь. Не помните?
— Нет. Хотя… позвольте, позвольте… — Черкасов провёл рукой по лбу. — Кому-то я её, помнится, давал…
— Хотелось бы знать.
— Извольте, — не очень охотно согласился Черкасов. — Постараюсь припомнить. Если удастся, я вам вечерком позвоню.
На том и договорились.
Черкасов, церемонно распрощавшись, ушёл. Руки ему Игорь
«Что ж, — подумал Игорь, расхаживая по кабинету, — все-таки мучился я с тобой, кажется, не зря». Главное обвинение против Лучинина выглядело теперь более чем сомнительно.
Да и сам Черкасов. Он неискренен и завистлив. И наверное, завидовал Лучинину. Правда, он трус. И сам ничего не предпримет. Но подтолкнуть другого… И дать машинку… Кому же он её дал? Интересно, решится он это «вспомнить» или нет.
…Черкасов позвонил не «вечерком» а ровно через час.
— Вспомнил, — торжествующе сообщил он, словно это должно было послужить компенсацией за его по ведение в кабинете у Игоря. — Одному человеку давал.
— Кому же? — едва сдерживая нетерпение, спросил Игорь, локтем придвигая к себе бумагу. «Неужели Носову?» — мелькнуло у него в голове.
— Это, видите ли, Слава Небогов. В редакции газеты работает. И больше никому. Право слово, никому!
Последние слова прозвучали, пожалуй, не вполне искренне.
«Вот тебе и раз, — удивлённо подумал Игорь. — Кто же это такой Слава Небогов?»
Утро застало Виталия за городом, на раскалённом, обдуваемом ветром Свирском шоссе.
Серая и узкая асфальтовая лента, на которой, словно лишаи, проступали то тут, то там зернистые и неровные круги булыжника, вилась среди бесконечных полей, где волновалось под порывами ветра золотистое море ржи или вдруг изумрудным пушистым ковром расстилались посевы овса и гречихи. Дорога то неутомимо взбиралась вверх, то вдруг долго шла под уклон, на миг ныряя в прохладную тень перелесков и снова окунаясь в душный жар полей.
Изредка в сторону от шоссе уползали в поле пыльные просёлки.
Тогда Виталий приказывал остановить машину, выбирался из неё на дорогу вместе со строгим, подтянутым старшиной милиции Иваном Угловым, участковым инспектором всего этого бескрайнего района, знавшего тут не то что каждую деревню, а каждое дерево и выбоину на дороге.
Углов был чрезвычайно доволен поручением сопровождать «товарища из Москвы», хотя внешне это выражалось лишь в особой на первых порах молчаливости и поистине солдатской чёткости и лаконичности ответов на вопросы Виталия. Сам он вопросы задавать не осмеливался. Впрочем, долго находиться с Виталием в таких отношениях было невозможно. И спустя час или два с загорелого, обветренного лица Углова уже не сходила широкая улыбка, а сам он не сводил восхищённых глаз со своего нового знакомого.
Очередной раз выбравшись из машины, Виталий деловито обследовал уходящий в сторону просёлок, выискивая следы машин и подвод.
— Куда ведёт? — спросил он Углова.
— В Буяновку, товарищ старший лейтенант.
— Он сюда свернуть не мог, как полагаешь?
— Так точно.
— Ну, тронулись тогда. Деревня скоро будет?
— Так точно. Одиннадцать километров. Пожарово.
— Ну и район! Буяновка, Пожарово…
— Не-е,
— Ну, значит, предки отличились.
Шоссе все круче и круче поползло вверх. За высоким взгорком уже ничего не было видно, лишь белые и лёгкие, как клочья ваты, облака лениво выплывали из-за него в голубое, пронизанное солнцем марево.
— Река сейчас будет, — сказал Углов со вздохом. — Бугра.
Машина взбиралась тяжело, с глухими перебоями, рыча на второй передаче. А когда наконец она очутилась на самом гребне и шоссе стало падать вниз, Виталий даже охнул от восхищения.
Внизу тихо катилась среди кустов, жёлтых отмелей и серебристых ив неширокая, заросшая местами камышом и лилиями красавица река, нежно переливаясь на солнце бело-синими перламутровыми волнами. На другой её стороне леса уходили до самого горизонта, пенясь и клубясь, как море, всеми оттенками зеленого цвета: от ярко-изумрудных, весёлых молодых берёз до тёмных, почти чёрных крон елей. А к обрывистому берегу, подступали стройные золотисто-бронзовые сосны, словно передовые шеренги воинов в боевых рыцарских доспехах и зелёных шишках на голове.
Серая лента дороги торопливо сбегала к реке и, словно умиротворённая, сворачивала вдоль высокого берега, ровно стелясь по зеленому лугу.
— Ну, братцы, и красота же у вас тут, — зачарованно произнёс Виталий.
Через некоторое время внизу, у самой реки, неожиданно возникла среди кустов и деревьев небольшая поляна. На ней ярко пылал костёр, возле которого суетились три женщины в коротких штанах и пёстрых кофточках. Над костром висели чёрные, закопчённые котелки. Невдалеке виднелся импровизированный стол — две доски на стянутых проволокой кольях, а по бокам его скамьи из длинных неровных жердей. На краю поляны сквозь зелень кустов просвечивали ярко-жёлтые палатки. А у самой воды стояла высокая самодельная мачта, на верхушке которой полоскался странный чёрный флаг с длинным разрезом посередине. Возле мачты, около вытащенной на берег байдарки, возились двое загорелых мужчин в плавках и два мальчугана, тоже в плавках и белых панамах.
— Туристы, — деловито сообщил Углов.
Виталий указал на флаг и засмеялся.
— А ведь это, братцы, штаны! Ей-богу, чёрные тренировочные штаны! — И неожиданно приказал: — Стой! Первые живые люди на пути. Надо потолковать.
В это время маленькая рыжеволосая женщина, хлопая, себя ладонью по рту, весело и призывно закричала:
— А-а-а-а!..
И Виталий, прислушавшись, заметил:
— Альпинистский сигнал. Чтобы разбивалось эхо в горах. Ну, пошли.
Он вылез из машины и стал спускаться к берегу по крутой и узкой тропинке, петлявшей среди деревьев, За ним последовал и Углов.
Но тропинка неожиданно свернула куда-то в сторону, и Виталий, секунду помедлив, двинулся напрямик сквозь заросли кустов.
Когда они с Угловым добрались до поляны, туристы уже весело рассаживались вокруг своего самодельного стола, а рыжеволосая кричала замешкавшимся у лодки мальчишкам:
— Юра! Алик!.. Ну, живо, живо!.. За стол!.. А то никакой ухи не получите!..
— Ну, щука!.. Щука же!.. — надрываясь, кричал в ответ один из мальчишек. — Умрёт ведь!..
Но другой уже бежал к столу, держа в вытянутой руке длинную извивающуюся рыбину.