Круглая корзинка
Шрифт:
…Начальника нигде не было. Таня влетела в медицинский кабинет, оставив дверь нараспашку.
Полковник, еле сдерживая улыбку, рассматривал врача.
Это был худенький, очень серьёзный мальчик. Густо накрахмаленный халат колоколом висел на нём почти до самых пяток.
Врач держал сам себя за руку и вслух отсчитывал удары собственного пульса. Он делал это так серьёзно, как будто вырезал кому-то селезёнку. На животе у него болтался фонендоскоп [10] , одним концом вставленный
10
Фонендоскоп — медицинский прибор из двух резиновых трубок с резонатором для выслушивания работы сердца и лёгких.
— Начальника здесь нет? — спросила Таня.
— Нет, — ответили ребята из кружка ГСО [11] . Они сидели в ряд, локоть к локтю, с выражением скуки на лицах.
— А вы чего тут прокисаете? — сказала Таня. — Где у вас больные?
— Больные?! Скажешь тоже! — загалдели ребята. — Мы бы и сами рады… Хоть одного какого-нибудь завалящего…
Врач огорчённо вздохнул — вдруг целый день пройдёт, а никто так и не заболеет?..
— А я просто удивляюсь, — Таня тряхнула тяжёлыми косами. — Сидят сложа руки и хотят, чтобы у них были больные. Сбегали бы да поискали по отрядам!
11
ГСО — комплекс норм по санитарной подготовке «Готов к санитарной обороне».
— Идея! — обрадовались кружковцы и кубарем скатились с крыльца.
Таня с полковником пошли к кухне.
— Начальник не заходил? — Таня заглянула в распахнутое окно.
Повариха стояла на цыпочках и мешала что-то в огромном котле. Халат, подогнутый снизу, забранный в боках, сидел на ней, как маскарадный костюм. На голове — какое-то непонятное сооружение из полотенца.
Повариха повернула к Тане красное раздосадованное лицо. На маленьком курносом носу сплошь сидели бусинки пота.
— Начальник? Только что ушёл. Наводил тут свои порядки! — сердито отрезала она.
— А ты что злая? Волнуешься?
— Ой, не спрашивай!.. Вдруг забыла, как кашу варят… Понимаешь, я её для ступенек варю…
— Кашу? Для ступенек?
— Вот именно. Со ступеньки на ступеньку, вместе с кашей.
— Это как же? Котёл — в обнимку, и пошла шагать?!
— Будто не понимаешь! Мне эту кашу на пионерские ступеньки засчитывать будут… Всегда варю её чудно. А как узнала, что для ступенек, таку меня самой такая каша в голове заварилась!
— А у тебя какую кашу голова варит? Рисовую или манную?
— Ой, они у меня все перемешались!.. Манную я уже на первой ступеньке сварила. А сегодня — по гречневой каше… контрольная.
— Гречневую? — Таня почти влезла в окно. — Вот слушай, я расскажу. Это будет настоящая каша, как моя бабушка варит…
— Вот это любопытно! — заинтересовался полковник. — Поучимся кашу варить.
— Ну вот, запомни: как только крупа разбухать начнёт, нельзя её сразу под крышку и в духовку. Бабушка говорит, она тогда будет клёклая, как будто сел на неё кто да придавил. И мешать нельзя. А надо ножом или ложкой: просунул в кашу — приподнял, просунул — приподнял. Каша вся и поднимется шапкой. Крупинки рассыплются — каждая крупиночка откроется, как бутон у цветка. Такая будет каша — съедят вместе с тарелками. Ну, я пошла!
Полковнику всё больше и больше нравилось в лагере.
— Товарищ дежурный! Танюша! — крикнул вдруг кто-то. — Посмотри, врачи-то как разошлись!
Мальчики и девочки с красными крестами на рукавах тащили к медкабинету Шурика Воробьёва из отряда малышей, а тот вырывался изо всех сил и отчаянно брыкал своих мучителей.
— Ой, мамочки, — вопил Шурик, — подумаешь, синяк на коленке! Дело большое! Это уже и не синяк, он уже жёлтый стал! — Шурик вскидывал ногу и совал ребятам под нос свою коленку.
— Что ты, милый, — убеждали малыша кружковцы, — всё равно это очень опасно. Шуточное ли дело — синяк! Из этого знаешь, что может выйти? Надо обязательно — йод и перевязку. А синяку тебя великолепный! Лучшего и не найдёшь!
Вдруг мальчишка, тащивший Шурика за трусы, взвизгнул:
— Не царапайся, тигра полосатая!
— Царапайся, миленький, царапайся! — поспешно подхватил другой мальчик. — Сразу будет кого лечить, понимаешь!..
— Вот старается медицина! — сказал полковник Тане. — Эти вылечат!
— Наши санитары и голову новую приделают! — подхватила Таня. — Знаете, товарищ полковник, подождите лучше здесь, я поищу начальника одна. — И она умчалась.
В это время на другом конце площадки тоже поднялась возня. Четверо санитаров прижали к забору рослого мускулистого парня в майке.
— Ну, признайся, — допытывались они, — болит живот? Мы же видели, сколько грибов ты вчера съел! Может, режет в животе? Может, там булькает или рычит?
— Ничего не режет! Ничего не мычит! Идите вы!
— Да ты подумай, сосредоточься… Может, хоть колики поднимаются? А то ведь знаешь, какие болезни. Вот холера, например, так и начинается — ничего, ничего, а потом как сразу схватит!
— Сами вы холеры!
Мальчишка рывком, наконец, отбросил их, рванулся в сторону — ба-бах! — об столб и, не найдя более надёжного убежища, полез на него.
— Послушай! — ухватила его за ногу девочка. — А поясницу у тебя не ломит? А то горчичники есть, чудные: прямо аж за сердце хватают!..
Но мальчишка был уже в безопасности — на самой верхотуре.
Тут полковника окружили ребята.
— А чей вы отец? — поинтересовались они.
— Я отец Володи Афанасьева.
— Володи Афанасьева?! — Ребята уставились на полковника почти с ужасом, но сейчас же весело переглянулись.
— Вот это здорово! — вырвалось у одной девочки. — Интересно получается! Ведь Володя Афанасьев сегодня как раз начальник лагеря!
— Мой Володя — начальник?.. Вот это номер, — растерянно сказал полковник. — Значит, сейчас я буду объясняться с собственным сыном? И у собственного сына буду просить разрешения повидаться с ним? М-да…