Круглый год
Шрифт:
Верба-бредина, по обочинам дорог, где солнца больше, уже сбросила со своих цветочных почек чешуйки-колпачки. И серебристые барашки на красных ветках точно звенят серебристыми голосами: весна! весна! Барашки ещё не цветут, тепла маловато. Сбросили за вербой-брединой колпачки и другие ивы. Тоже пока не цветут — готовятся.
Серая ольха уже сеет семена. Они созрели осенью, но только теперь раскрываются невидные её плоды и выпадают семена. Падают на землю и прошлогодние плоды липы. Длинный прицветный листочек, как парус, помогает им лететь подальше от родного дерева. Зацветут эти деревья позже — приготовят урожай будущего года.
А в птичьем царстве всё больше хлопот и волнений. Пока торопятся, летят наши птицы из далёких стран на родные гнёзда, другие птицы, зимние гости, от нас улетать собираются. На север! В тайгу и в тундру. Для их зимовки и Татария — южная страна. Сурова сибирская тайга.
Хороша румяная грудка снегиря, серовато-малиновый щур не хуже, а красавица чечевица вся переливается красным — от яркой киноварной грудки до малиновой спинки. Правда, таким нарядом могут похвастаться только самцы. Их подруги более скромные — серенькие, желтоватые. Не так ярок, но привлекателен и пёстрый свиристель с розовым хохолком.
Все северяне собрались в обратный путь. Осенью они прилетели к нам с севера позднее, точно жаль было с родиной расставаться, как и нашим перелётникам с юга. Оно и спокойнее: к тому времени хищные птицы от нас уже на юг отправились, один ястреб-тетеревятник на зимовку остался. А теперь, весной, северяне улетят домой — успеют, пока наша хищная команда не вернулась. Правда, с северянами осенью из тундры тоже кое-кто небезобидный к нам пожаловал: красавица белая полярная сова. По росту и свирепости она почти нашему филину ровня. И её к нам из тундры голод гонит. Зимой её добыча — мыши и лемминги-пеструшки под такой глубокий снег ушли, что даже страшным совиным когтям не добраться. А у нас и снега меньше, и зайца словить можно.
Правда, и заяц не прост, знает, что по снегу за ним бежит его след-предатель. Чтобы по следу до него не добрались враги, надо его хорошенько запутать. Вот бедный косой, прежде чем лечь на отдых, и начнёт хитрить: побежит и назад по своему следу вернётся, в сторону прыгнет — раз и ещё раз… Неопытному охотнику в заячьих петлях не разобраться. А сова прекрасно разбирается. Случается, пешком по ним идёт, свирепые глаза горят жёлтым огнём. Зайцу, заглянувшему в эти глаза, редко удаётся спастись от кривых совиных когтей. Неслышно шагает мохнатыми лапами заячья смерть, безошибочно читает заячью судьбу. Дошла! Страшный охотник запустил когтистую лапу в спину зайца, другой лапой схватился за куст, за ветку, чтобы удержать обезумевшего от страха зверька. Конец! Но бывает, крупный заяц рванётся с такой силой, что лапа, вцепившаяся в спину, оторвётся и заяц уносит её на спине, а покалеченная сова погибает. Охотникам случалось убивать зайцев с заросшей на спине лапой полярной совы, а то и филина.
Но пришла весна, и зайцы стали разбойнице не милы. Домой, домой, в дальний перелёт, в тундру! Эта сова особенная. Все совы ночные птицы, яркого света боятся. А она и днём отлично видит, хотя и предпочитает у нас охотиться не в полдень, а утром и к вечеру. Понятно, летом солнце у неё на родине три месяца подряд с неба не сходит. Как охотиться и детей кормить? Вот она и перестроилась. Прилетит сова в тундру — холод, снега, но надо торопиться: лето коротко. Гнезда не нужно, просто ямка на холмике годится, где солнце едва успело на пригреве снег согнать. И сова сразу начинает греть своё первое яйцо. Потом второе, третье — до пятого, а то и все двенадцать поочерёдно, если леммингов-пеструшек в тундре урожай, еды хватает. Птенцы вылупятся в таком же порядке, один за другим. Сове это удобно. Надо на промысел лететь: одному отцу не под силу накормить всю компанию. Она улетает, а старший птенец согревает оставшихся. Иногда случается и такое: родители задержатся на охоте, дети проголодаются, старшие возьмут, да и скушают младшего. Возможно, впрочем, что родители не обращают на это внимания: и оставшихся хватит.
Зимние гости улетают, а в марте к нам возвращаются наши первые перелётные птицы — грачи. Сначала их мало, точно разведчики высланы — всё ли на милой родине к встрече готово? А потом, глядишь, — новость! — по земле шагают неторопливо большие чёрные птицы. Что-то клюют, переговариваются не спеша, вежливо, как будто это значит:
— Здорово, братец, как ты себя на родной земле чувствуешь? Не пора ли и за дело? Старым — прежние гнёзда ремонтировать, молодым —
За работу не сразу принимаются. Отдохнуть надо и подкормиться. Хоть дорога домой и не такая дальняя, как у большинства птиц, морей перелетать не приходится, но и с юга Европы путь не малый. Грачи на еду не прихотливы. На дорогах, на проталинах всё съедобное им годится. Раньше грачи ходили в поле за плугом, червяки, личинки, а то и зазевавшаяся полёвка грачиного клюва не миновали. А теперь грач спокойно ходит за трактором. Червяки ведь на вкус хуже не стали, оттого что трактор шума в поле прибавил. Личинки майских жуков и прочих вредителей весной вверх поднялись, и грачи их из разрыхлённой трактором земли ловко клювом выкапывают, потому и перья у основания клюва у старых грачей обломаны до белой кожи. Полезная птица грач, умная, людей не боится, в лес не летит. Отдохнули от перелёта и в родную рощу гнёзда строить, детей выводить.
Вот тогда вы грачей не узнаете. Батюшки! Где степенные движения, мирные вежливые голоса.
Зайдёшь в рощу и за уши схватишься. Не птицы, а оголтелые разбойники: орут, за каждый прутик дерутся.
А уж воры… чуть один зазевался, другой из гнезда у него ветку тащит. Схватятся, дерутся, глядь, а третий под шумок у драчунов из гнезда подстилкой попользуется.
Раз драчуны задали нам сложную загадку: уж не подбирают ли они себе соседей «по вкусу»? На берёзе были построены четыре гнезда. Вдруг явился пятый грач. Никого не задевая, принялся своё гнездо тут же ладить, но чем-то другим грачам не понравился. Как на него старые жители накинулись! Били, щипали, наконец прогнали, а недоконченное гнездо разломали и прутики раскидали. Вот, мол, тебе!
С чего бы это? Как много ещё для нас в жизни природы загадок! Но загадка загадкой, а грачиные скандалы порой до того людей из терпения выводят, что они возьмут да и гнёзда разорят. «Вы хоть птицы и полезные, но убирайтесь подальше, от вас уши оглохли». Ну, этого, конечно, делать не следует. Грачи так много вредных насекомых истребляют, что за это и концерт грачиный потерпеть стоит.
Немного успокоятся скандалисты, тогда грачихи яиц нанесут и согревать их, насиживать приладятся. Но это будет, когда не только гнёзда готовы, а и земля прогрелась настолько, что личинки и черви в ней кверху поползли, грачам их доставать стало проще, значит будет чем матерей в гнёздах кормить. Наступает временное затишье. Но когда из яичек молодые вылупятся, кушать попросят с таким гвалтом, что и глухой услышит.
А попробуйте найдите в лесу гнездо сороки. Птенцы в нём сидят такие же голодные, как скворчата или грачата, но сидят тихо, ни за что себя чужому криком не выдадут. Почему?
Грачи и скворцы много веков живут под охраной человека. Они утратили инстинкт осторожности, какой есть у диких зверей и птиц. Грачатам и скворчатам не нужна осторожность. Как хочешь ори, около человеческого жилья тебя враг не тронет.
А вороны и сороки точно чувствуют: их любить не за что. Они и цыплёнка утащат, и чужое яйцо из гнезда унесут. Охранять их детей в лесу никто не станет. Наоборот, найдут и уничтожат. Поэтому выживут у них в гнезде птенцы, которые умеют помалкивать. Кроме того, вороны и сороки никогда не гнездятся колонией, рядышком. Значит, если враг гнездо приметил, на дружескую помощь соседей рассчитывать не приходится. Как дружно кричат грачата: «дай! дай!» У ястреба да и у той же сороки слюнки текут. Как бы их на вкус попробовать! А поди сунься! Вся колония поднимется! Осторожная сорока даже гнёзд строит не одно, а три. Зачем же три? Из хитрости. Заметит (когда к гнезду летит, сорочатам еду несёт), что за ней будто бы кто следит — и с шумом, пусть все слышат, подлетит к пустому, обманному гнезду. И сидит в нём, пока, по её соображениям, опасность выдать гнездо миновала. Тогда уже осторожно, без шума перелетает в настоящее гнездо, к притаившимся сорочатам.
Интересно, что за последние годы всё больше грачей превращается в оседлых. В одной Казани их не меньше двух сотен зимует. Ночуют с галками и воронами, днём держатся больше около мясокомбината и мест, где можно подкормиться съестными отходами. Но ведут себя при этом смирно и воспитанно.
Скворцы весной являются вслед за грачами, дружной стайкой. Сначала прилетают самцы, мирно подыскивают себе скворечники по вкусу, при этом войны у них друг с другом не бывает, а иногда только с нахальными воробьишками. У воробьёв-то семейные дела раньше начались. Прилетели скворцы и сразу к скворечням. Вот так история: в обжитую знакомую скворечню воробей уже всякого хлама натащил, гнездо устраивать собрался. Сам в гнезде сидит, выглянуть боится, чтобы скворец места не занял. Ну, не век же ему так сидеть, вылетит на минуту, а скворец раз — и в скворечнике. Всё воробьишкино имущество повыкидывает. Делать нечего, летит воробей новое место искать.