Кругом измена, трусость и обман. Подлинная история отречения Николая II
Шрифт:
Таким образом, из этого отрывка, видно, что Император Николай II не предлагал ехать в Псков. Он хотел проехать к ближайшей станции, где была прямая связь с Петроградом.
Нас хотят уверить, что такая прямая связь была только в Пскове. Однако это не так. Прямой провод имелся на станции Дно{756}. Кстати, почти наверняка телеграфный электромеханический аппарат был и на станции Бологое, так как ещё в 1865 г. Д. Юз был приглашен в Россию для руководства вводом в эксплуатацию своих аппаратов на телеграфной линии Петербург флота Москва{757}. Как известно, Бологое — крупнейшая станция между Петербургом
А. А. Мордвинов излагает причины разворота на Бологое несколько в ином ключе. Он пишет, что в три часа ночи лёг спать и, проснувшись утром, обнаружил, что поезд идёт в обратном направлении. Ситуацию разъяснил граф А. Н. Граббе, который сообщил, что пришло подтверждение, что Любань занята большой толпой восставших солдат, испортивших железнодорожный путь, и что поэтому проехать через Тосно нельзя. Поэтому решили «вернуться назад в Бологое и кружным путём через Старую Руссу, Дно и Вырицу поехать в Царское Село. […] До прибытия нас на Старую Руссу никаких предположений о перемене нашего маршрута на Псков не было»{758}.
Как бы там ни было, Псков как конечная цель маршрута не мог быть выбран Императором Николаем II.
Это обстоятельство допускает предположение, что в ночь с 28 февраля на 1 марта не Государь распоряжался маршрутом своего поезда.
Это предположение становится уверенностью при ознакомлении с телеграммами, касающимися следования литерных поездов, отправляемыми в Военную комиссию Государственной думы непосредственно А. А. Бубликову. Эти телеграммы не оставляют сомнений в том, что в Малой Вишере императорские поезда оказались под полным контролем революционных властей.
Днём 28 марта в штаб заговорщиков в Петрограде пришла телеграмма без подписи и места отправления: «По сведениям, в 6 часов утра прибывает Николай II в Царское Село. Поезд идёт через Тосно, Гатчино и Царское Село. Нельзя ли задержать поезд? Нужно спешить»{759}.
Кто и откуда написал эту телеграмму, неизвестно, но последующие за ней события говорят сами за себя. Когда литерные поезда прибыли в Малую Вишеру, Тосно не было занято революционными войсками. Наоборот, туда прибыл командир отдельного корпуса жандармов граф Д. Н. Татищев. Перепуганные осведомители революционеров из числа железнодорожных служащих сообщали в Петроград: «Передайте коменданту Грекову, что в Тосно находится командир корпуса жандармов граф Татищев, принимает меры и ведёт переговоры с Малой Вишерой»{760}.
Какие меры предпринимал граф Татищев, становится понятным из другой телеграммы, по-видимому отправленной Бубликову или Грекову: «Командир корпуса жандармов на ст. Тосно приказал отделить паровоз и поставить на линию прохода поезда литера А с Высочайшими Особами (так!). Жду инструкций. И. о. коменданта ст. Петроград»{761} (фамилия неразборчиво. — П. М.).
То есть, по замыслу Татищева и, скорее всего, после его переговоров по прямому проводу с царём, императорский поезд должен был сразу в Тосно получить готовый к отъезду паровоз и, не теряя ни минуты, следовать дальше на Гатчину и Царское Село. У Государя не было и в мыслях ехать искать аппарат Юза. Он по-прежнему всеми силами пытался прорваться в Царское Село.
Но, как показали последующие события, железные дороги к ночи 28 февраля уже контролировались революционерами, а не властями. Решающую роль в этом сыграла помощь организаторам государственного переворота, оказанная начальником штаба Ставки генералом М. В. Алексеевым. Утром 28 февраля генерал М. В. Алексеев послал министру генералу М. А. Беляеву телеграмму, в которой спрашивал, может ли министерство управлять железными дорогами. В противном случае, сообщал М. В. Алексеев, управление железными дорогами должно перейти в ведение товарища министра путей сообщения на театре военных действий. М. А. Беляев в ответной телеграмме подтвердил полный паралич министерства ПС и согласился с переходом железных дорог под военный контроль{762}.
Все участники тех событий сходятся на том, что этот контроль Ставки над железными дорогами, будь он осуществлён даже 28 февраля, мог бы спасти положение. Генерал-майор В. Н. Кисляков, «параллельный министр» ПС в Ставке, которого генерал А. И. Спиридович открыто называл «изменником», в 12 ч 35 мин получил копию телеграммы министра М. А. Беляева М. В. Алексееву с пометкой последнего, что: управление всеми железными дорогами он временно принимает на себя{763}.
В. Н. Кисляков явился к М. В. Алексееву, и после их разговора начальник штаба Верховного Главнокомандующего отказался от уже принятого им решения подписать приказ о передаче железных дорог под военный контроль. Таким образом, генерал М. В. Алексеев добровольно передал важнейший стратегический объект революционным вождям.
Г. М. Катков писал, что М. В. Алексеев, «передавая железные дороги под начальство думского комиссара Бубликова, лишал себя важнейшего орудия власти, которое при тех критических обстоятельствах вполне могло быть им использовано в решении политического кризиса»{764}.
Это решение стало одной из главных причин, по которым Император Николай II не прибыл в Царское Село 1 марта 1917 г.
Последовавшие из Петрограда от А. А. Бубликова и А. Ф. Керенского «инструкции» были немедленно воплощены в жизнь подконтрольными им железнодорожниками. Из их телеграмм становится полностью понятно, что возвращение императорских поездов из Малой Вишеры обратно на Бологое стало результатом злонамеренных действий.
Как только императорские поезда двинулись в сторону Бологого, причём в обратном порядке, теперь первым шёл собственный поезд, а за ним свитский, в Петроград была отправлена телеграмма: «Передайте коменданту станции Грекову, что литерные поезда из М. Вишеры возвращены обратно. Станция Вишера из действия выключена. Перешедшие на сторону нового правительства все станции до Бологого выключены из действия»{765}.
Таким образом, из этой телеграммы следует, что литерные поезда были фактически захвачены и вся телеграфная связь по пути их следования отключена.
О том, насколько железные дороги контролировались мятежниками, становится понятным из переговоров по прямому проводу: «Кто у аппарата? Дежурный телефонист. Нельзя ли добиться в службе движения или у начальника дороги, какие литерные поезда следует предъявить Николаевской железной до роге в Бологое для следования на Дно? Кто вы? Я — инженер Керн из МПС»{766}.