Кругосветное путешествие юного парижанина

Буссенар Луи Анри

Огни точно показывали местоположение корабля, и Фрике поплыл быстрее.

Странное дело, расстояние между ним и кораблем не только не сокращалось, но, похоже, напротив, увеличивалось. Несмотря на все усилия и вопреки ветру с суши, волны, однако, все время сносили гамена к берегу.

Наконец Фрике это заметил и внутренне содрогнулся. Он испугался, но не за себя, отважного француза, смело идущего по жизни и вступающего в любую схватку ради благородного дела. Нет, он испугался за своего названого брата, которого хотелуберечь от страданий, аможет быть, и от смерти.

— Увы, это конец, — с отчаянием произнес Фрике. — Я испил последнюю горестную чашу, не достигнув судна. Бедный мой младший брат… люблю тебя всей душой.

Тут юноша почувствовал, что кончаются

последние силы.

— Месье Андре, дорогой доктор… вашему гамену приходит конец… Я мог бы совершить много добрых дел… Что ж! Нет… на берег попадет только мой труп… До последней минуты, до последнего дыхания буду стремиться попасть к малышу… он обо мне думал… он меня звал… Черт! Я плачу… в воде!.. Точно тут воды мало…

Вдруг на Фрике накатила волна, и он потерял сознание…

Из всех людей на планете — белых, черных, желтых или краснокожих — самые живучие, без сомнения, парижане.

Парижанин — особенное существо. О нем можно сказать: «Комок нервов». Он ни большой, ни маленький. Брюнет или блондин? Этот нюанс не играет никакой роли.

Черты лица не имеют ничего общего ни с правильностью, немного простоватой, греческого профиля, ни с суровым горбоносым силуэтом римлянина.

Его тонкие руки и ноги представляют собой невероятный контраст по сравнению с руками и ногами налитых мускулов атлетов. Кажется, этого человека ростом в один метр шестьдесят пять сантиметров можно сбить одним щелчком. Но внешность бывает обманчива.

Парижанин — человек с ясным взором, вздернутым носом, бледным лицом, немного пришибленный — прошу прощения за столь низкий слог, — в общем гражданин, с которым лучше не связываться, даже если ты с палкой.

Вот именно! Доброта этого чудака граничит со слабостью, великодушие — с глупостью, человек, готовый отдать жизнь за друга, а то и за идею, что уже было доказано не раз, — так вот, парижанин становится страшным, когда ему наступят на больную мозоль. И не только страшным, но и непобедимым.

Поясню. Демонстративная слабость парижанина — искусственная. Зайдите в кузницу, подышите медными испарениями, станьте литейщиком, химиком-лаборантом или стеклодувом — долго не протянете. А вот парижанин выдержит все.

Жить на восьми квадратных футах, вдыхать миазмы [265] ,которые могли бы удушить целый батальон, переносить жару, напоминающую температуру доменной печи, заниматься непосильной даже для слона работой — парижанину все нипочем. Молодой человек сумел выжить в таких противоестественных условиях и исполнял при этом невероятное количество тяжелых работ.

265

Миазмы — по понятиям того времени, заразные начала, попадающие в человеческий организм из окружающей среды: воздуха, воды, почвы. Различали живые миазмы (бактерии и проч.) и неодушевленные (вредные испарения и т.п.).

Заметим, для поправки здоровья у него не было ни чистого воздуха заповедных лесов, ни выдержанных вин с бургундских холмов, ни вкусного мяса с нормандских пастбищ.

Стакан голубоватой жидкости, куда изредка добавляют для полноты иллюзии каплю виноградного сока, — вот его нектар. А его амброзия [266] — картошка, вареная говядина — говядина ли? — и колбаса только по названию.

Если же случится эпидемия, парижанину наплевать, она для него значит не более, чем бури на Луне. Хлебнув крепкого пойла на шесть су, парижанин презрительно проигнорирует бледный лик холеры или тифа и еще громче (если не сказать — фальшивее) запоет модную песенку.

266

Нектар и амброзия — в древнегреческой мифологии напиток и пища богов, дававшая им вечную юность и бессмертие.

На войне он неподражаем.

Немного жуликоватый, сметливый как дьявол, такой отыщет трюфели [267] даже на плоту «Медузы».

Солдат для парада из него получается с трудом. Да и субординация [268] хромает. Как человек придирчивый, он без конца выспрашивает, как да почему. Сплошное недоразумение! Зато в бою все по-иному! Он вскакивает при звуке боевой трубы, воодушевляется под барабанную дробь, свист снарядов вызывает наступательный порыв, а дым пьянит, кружа голову. Вперед! И наш маленький парижанин, неизвестный герой, вечный хвастун, с горящими как два ярких огня глазами на бледном лице, с всклокоченными волосами, бросается в атаку на врага.

267

Трюфели — подземные грибы изысканного вкуса; также вид дорогих конфет.

268

Субординация — служебная подчиненность младшего старшему; исполнение правил служебной дисциплины.

Я видел этих людей в Бурже [269] , Шампиньи [270] , на товарной станции при бойнях в Бюзанвале [271] .

Эти храбрецы сражались за самую прекрасную, самую благородную, заставляющую сильнее биться сердце гражданина идею: любовь к родине!

Не хватает слов, чтобы отдать должное солдату, идущему в бой, когда отечество в опасности.

Я сказал: «Идея». Только ради идеи парижанин совершит подвиг, станет стойким и твердым, как скала, ринется в преисподнюю, проявит все свое мужество, которым славится.

269

Бурже — селение в 11 км к северо-востоку от Парижа; 2459 жителей на 1896 год. Во время осады города в 1870 году неоднократно служило местом кровавых схваток.

270

Шампиньи — деревня в 8 км к юго-востоку от Парижа, где происходили два ожесточенных сражения (30 ноября и 2 декабря 1870 г.). В итоге французы с огромными потерями отошли за реку Марна. 2 марта 1873 года на месте битвы был воздвигнут памятник.

271

Бюзанваль — похоже, речь идет о деревне Бюзанди, где, по историческим источникам, 15 (27) августа 1870 года случилась жестокая сеча прусской и французской кавалерии, закончившаяся разгромом последней.

Существует знаменитое изречение: чтобы остановить парижанина, его следует убить.

Вот, к примеру, Фрике. Мы оставили нашего героя в тот миг, когда его завертела огромная волна. Затем она грубо швырнула юношу на песчаный берег, где он и остался лежать без движения.

Рассвело. Море отступило. Гамен, все еще без сознания, почувствовал на лице что-то холодное и раскрыл глаза.

Разве я был не прав, говоря, что парижанин необыкновенно живучий? Фрике слабо вскрикнул от испуга, увидев перед своим лицом влажный и холодный нос огромной собаки.

Собака попятилась, глухо заворчала и обнажила два ряда оскаленных зубов. Гамен же с большим трудом поднялся. Тогда пес оглушительно залаял.

— Послушай-ка, — тихо проговорил Фрике, — что тебе надо? Я не сделаю тебе ничего плохого… Скорее наоборот… Тебе хочется сахару… его у меня нет… вот… вот… моя храбрая собачка… нечего шум поднимать… Тебе бы подошло имя Медор… прекрасное имя — Медор…

Однако Медор, нечувствительный к столь сердечным речам, кинулся на гамена, пытаясь вцепиться в горло. Но Фрике ловко пнул босой ногой пса в бок.