Круговая подтяжка
Шрифт:
– Раиса, ты меня все-таки просвети, – твердым голосом произнес Дорн, – какой у тебя срок?
– Четыре с половиной месяца! Половина! – с гордостью проговорила Райка с видом безвинно опороченной особы, ожидающей наследника королевской крови. – И врач на УЗИ посмотрела и сказала, что у нас будет мальчик!
– Леший бы тебя, дуру, подрал! – в сердцах, не сдержавшись, сказал Дорн и встал. – Ничего у тебя из твоего шантажа не выйдет! Все равно придется беременность прерывать! Даже не думай о другом варианте. Чем раньше сделаешь, тем меньше опасности!
– Так я же вам говорю! – Райка прекрасно понимала, что залог ее благополучия – в ее животе.
У Галины двоюродный брат учился на факультете журналистики, и идею с диктофоном подсказал он. Если разговор будет записан – Дорну не отвертеться!
– Да я в организацию пойду «Женщины против насилия», – продолжала Рая. – По газетам проедусь, всем расскажу, что вы, сами врач, меня принуждаете идти против совести! Да я в Думу пойду, – нагнетала она обстановку. – Вы-то сами почему не предохранялись? Все на женщину хотите свалить! Ничего не выйдет!
«Да если бы мне надо было бы предохраняться, – чуть не сорвалось с языка у Дорна, – на хрен ты мне вообще была бы нужна! С женой предохраняйся, с любовницей предохраняйся, все проститутки скоро в профсоюз вступят, с ними тоже предохраняйся!» Он хотел проорать это Райке в лицо, чтобы не слишком о себе воображала, но промолчал. Вспомнил первые дни их знакомства, когда Райка сразу после училища по чьей-то рекомендации пришла к ним в отделение. Вспомнил ее чистенькое, будто фарфоровое, личико, наивные голубые глаза, розовые щечки. Как топорщился в нужных местах белоснежный халатик, как забавно и заманчиво расходился он сзади, обнажая тугие ножки. Это сейчас она уже переоделась в фирменную пижаму, как все сестры. А тогда было в ней что-то заманчивое и чистое, наивное и простое. Вот он и счел ее простушкой! Что и говорить, лакомый тогда она была кусочек, он чувствовал себя чуть ли не благодетелем. Вот и разбери теперь, простушка она непутевая или умелая шантажистка.
– Так все-таки что же ты от меня хочешь? – спросил он.
– Чтобы вы сейчас мне денег дали. Зарплата у меня хоть и побольше, чем в других местах, но, сами знаете, ее ни на что не хватает!
Дорн внимательно посмотрел на вымогательницу.
– Ну, а если я скажу, что я никакого отношения к этому ребеночку не имею?
– Да ведь это будет грех! – закрестилась на монитор компьютера медсестра. – И чтоб его не допустить, я к вашей жене прямым ходом пойду, пусть она рассудит нас по-женски, по-человечески. Я ведь не настаиваю, чтобы вы женились на мне. А ребеночка своего каждый признать должен.
Владик замолчал, размышляя, и тогда Райка, намереваясь напомнить о своем требовании, приблизившись к нему вплотную, оттопырила карман на груди.
«Ладно, дам ей денег, чтобы выиграть время», – решил Дорн и, вытащив из бумажника дорогой кожи несколько купюр, протянул Райке.
– Вот возьми, – сказал он, – но готовься. Я доктора сам подыщу. Так вернее будет.
«Не могу же я всех своих баб в одно и то же время к одному врачу водить! Да, и врала она или нет насчет диктофона? – Дорн первым делом осмотрел все шкафы и полки и ничего не нашел. – Но, может быть, диктофон был у нее в кармане? Зря я не догадался посмотреть!»
Настроение у Владислава Федоровича было из рук вон.
5
Валентина
– Тина! Ты что, не узнаешь? Ведь это же я, Аркадий!
Действие его слов оказалось вовсе не таким, на какое он рассчитывал. Валентина Николаевна вдруг смертельно побледнела, схватилась за сердце и стала сползать на пол по дверному косяку.
– Черт побери! Что с тобой? – Он бросил на пол свою старую спортивную сумку, схватил Тину под мышки и потащил в комнату. – Есть кто-нибудь? – зычным баритоном заорал было он и, поняв, что они одни, положил Тину на кровать, заглянул в зрачки, нащупал пульс и немного успокоился. – С каких это пор ты меня так пугаешься? – Быстрым шагом Аркадий прошел в кухню, наугад открыл какие-то шкафчики в поисках лекарства, но ничего не нашел. Тогда он порылся в карманах, извлек замусоленную от долгого хранения упаковку валидола в серебристой фольге, извлек таблетку и засунул ее Тине в рот. Подождал пять минут.
– Ну что? Тебе лучше?
– Лучше. – Она сглотнула и провела потной рукой по своему холодному лбу. – Что это со мной было? Меня тошнит и сердце колотится.
Барашков еще раз нащупал ее пульс.
– Когда-нибудь раньше с тобой так было?
Она улыбнулась:
– А я что, помню? Плевать. Сейчас пройдет. Я пойду приготовлю чай.
– Да уж лежи. – Барашков прошел в кухню сам. Мимоходом оглядевшись, оценил пьиь и запустение, высохшую заварку в коричневых разводах на дне старого чайника, отсутствие припасов в холодильнике, съежившиеся от старости крошки хлеба на разделочной доске. «Д-да-а, что-то не в порядке в этом доме», – подумал он, вспомнив ухоженность и уют прежнего Тининого жилья, огромную кастрюлю с «дежурным» борщом для мужа и сына, которую она готовила перед тем, как уйти на дежурство, обязательный кусок колбасы для собаки, нежнейшее творожное печенье к чаю. Сердце у Барашкова защемило.
Немного заварки он все-таки отыскал. Вымыл чайник, вскипятил воду, заварил чай. За неимением специальной куклы накрыл чайник старым полотенцем. Пока он возился, Тине полегчало. Она приподнялась и села в постели, навалившись спиной на подушки.
– У тебя в кухне, мягко сказать, пустовато! – заметил Аркадий, входя с подносом.
– Говоря откровенно, в моей квартире даже мыши не водятся. – Она попыталась легко и беззаботно улыбнуться. – Да это и к лучшему, меньше шансов поймать вирусный гепатит! Мыши – разносчики всякой дряни!
Барашков пристроился сбоку, поставил поднос прямо на одеяло.
– Какой запах! – мечтательно проговорила Тина, втянув носом пар. – Чай старый, а аромат еще остался.
Барашков не поддержал разговор – он думал о другом.
– Что это за подозрительные сердцебиения? – спросил он, когда Тина перестала дуть на чашку и сделала первый глоток.
– Сама не знаю. Я ужасно рада, что ты пришел. Признаться, я живу тут одна, и нет у меня желания принимать гостей. А вот ты приехал – и я рада. С другими не так.