Круговая подтяжка
Шрифт:
– Сделай нам кофе! – крикнул ему Азарцев.
– Сейчас, – буркнул Николай, а сам подумал исходя злобой: «Сашку еще зачем-то пригласил. А мне потом посуду после них мыть. Отлично, отлично, все Юлии Леонидовне будет рассказано. И про коньяк, и про кофе, и про шуры-муры с Тонькиной дочкой…»
– А где твоя мама? – спросил Азарцев у Саши, накладывая ей добрую половину яичницы. Две ароматные сосиски он лихо проткнул своей вилкой и сбросил к ней на тарелку. Ему вдруг самому захотелось позаботиться о ком-то. Уж очень он чувствовал себя одиноким в этот день. Настолько одиноким, что даже общество этой неразвитой, примитивной, в общем-то, но,
– Мама в район в больницу поехала, – ответила Саша, осторожно подцепляя на вилку яичницу и ужасно стесняясь. – Отца туда упрятали с язвой, так вот она и поехала узнавать, скоро ли его выпишут.
– Язва – дело нешуточное, – заметил Азарцев. – Положили, так пусть долечится.
– Работать надо, по больничному-то мало платят, – как-то по взрослому пригорюнилась Саша. – Слава богу, успели до его болезни картошку убрать, а огород еще не вскопали. Осень плохая в этом году, все дожди, дожди… – Она перестала есть и отвечала подробно, старательно, как на экзамене..
«Да, – подумал Азарцев. – Юля права. Оля по сравнению с этой девочкой – сущий ребенок».
– Ну, а кем ты хочешь стать? Куда учиться пойдешь, когда школу закончишь? – Азарцев наблюдал за ней. «Не съела ни куска. Ножом, наверное, не умеет пользоваться. Ну, ела бы так, одной вилкой. Что мне, манеры ее, что ли, нужны?»
– Я восьмилетку закончу, в медсестры пойду! – Саша разрезала сосиску и опять отложила.
«Так ей вообще, значит, только пятнадцать лет! – изумился Азарцев. – А я-то думал – семнадцать. Да нас вообще могут привлечь за эксплуатацию детского труда! О чем, черт возьми, Юлия думает?»
– А что, быть медсестрой, по-твоему, хорошо? – спросил он.
– А что же плохого? – удивилась его вопросу Саша. – Конечно, хорошо. Вон как у вас в клинике. Разве с нашей районной больницей сравнить? Главное, на работу попасть.
– Ну, выучишься на медсестру – возьму, – улыбнулся Азарцев. «Ну скажу я Юлии, чтобы ребенка к работе не привлекали, – размышлял он про себя, пока Саша рассуждала. – Ну, выгонит она девчонку. Разве легче от этого будет Антонине и в конечном счете самой Саше?»
Он с горечью подумал, что нет.
– А если не примут в училище, – Саша будто прочитала его мысли, – то путь у нас один – сюда, в коттеджи, в прислуги идти. Убирать, работать в саду… В поселке работы нет. Но мне быть прислугой не нравится. Здесь у вас в клинике работать лучше! Правда, я Юлии Леонидовны до смерти боюсь, – добавила она.
– Ну, ладно, ты съешь хоть сосиску-то, съешь! – перевел разговор Азарцев. И Саша действительно положила в рот кусочек. Вдруг она вся подалась вперед, прикрыла рот рукой и выскочила из-за стола. Приступ рвоты настиг ее на самом пороге в буфетную. Несколько секунд она содрогалась, присев на корточки, потом, не оборачиваясь на Азарцева, так же согнувшись, побежала за тряпкой. Прибежала обратно, скорей накрыла желтоватую лужицу. Азарцев встал, собираясь к ней подойти, но она отскочила за ведром и спешно стала замывать следы своего прегрешения.
– Я сейчас, сейчас! Не обращайте внимания! Вот ведь какая я дура, аппетит вам испортила… Не беспокойтесь, прошло. Уже прошло! – Лицо ее побледнело то ли от рвоты, то ли от страха и покрылось крупными пятнами пота. – Со мной так бывает, – бормотала она. – Это пустяки. Случайно. Только Юлии Леонидовне не говорите!
– Дай ей воды, – велел Азарцев буфетчику. Он подошел, посмотрел на Сашу. Бледность ее стала так же быстро исчезать, как и появилась. Он пощупал пульс, подставил ей стул. – Посиди немного, – сказал он. – Отдохнешь, тогда все сразу и уберешь. – Он взял свою чашку кофе и пошел в кабинет. Аппетит действительно был испорчен. «Что это с ней? Просто случайность или… Еще не хватало нам с ней неприятностей. Сказать все-таки надо Юле. Пусть поговорит с Антониной. А то девчонки в пятнадцать лет… Могут быть непредсказуемыми, – нашел он вполне деликатное выражение и невольно подумал об Оле: – Господи, пронеси! Хоть Оля и старше, но такая еще, в сущности, беззащитная…» Азарцев обрадовался, что вечером снова увидит дочь. Настроение у него стало лучше, он допил кофе и занялся своими делами.
11
– На, пей! – Николай подошел к Саше и протянул стакан с соком.
– Сок не могу, – жалобно сказала она. – Только воду организм принимает.
– Какой у баб организм сложный, – скривился буфетчик.
Саша налила воды из-под крана, выпила несколько глотков, перевела дыхание.
– Ох, кажется, все! – выдохнула она. – А то думала, еще раз меня перевернет от этого запаха. – Она вдруг решительно встала в дверях во весь рост, бросила тряпку. Гневно взглянула в сторону буфетчика. – А ты, Коленька, не молчи! Не делай вид, будто ты здесь ни при чем. Твой ребенок-то, знаешь ведь сам!
Николай продолжал протирать стаканы, будто разговор его не касался. Тогда Саша подошла ближе и громко сказала:
– Я нарочно пришла, пока мамки здесь нет. Но если будешь и дальше молчать, скажу и матери, и отцу!
Николай в раздражении бросил полотенце. Лицо его побагровело от злости, казалось, он испепелит Сашу взглядом.
– Да ты не грози, не грози! – зашипел он ей в лицо, оглядываясь на дверь. – Это еще доказать надо, что я отец! А то больно умные все стали. Залетела, может быть, от кого-то другого, а я женись?
– А ты не помнишь разве, как ты меня заманивал сюда, что обещал? – Глаза девчонки наполнились слезами. – Вот в эту самую гостиную, на мягкий ковер? Птицы, что в клетках порхали, и то помнят, наверное, твои слова! – Слезы уже лились, лились свободным, несдерживаемым потоком.
– А ты зачем согласилась? – почти орал на нее буфетчик. – Я тебя приглашал, но я вовсе жениться-то не мечтал!
– Но что же мне теперь делать, Коленька? – зарыдала Саша. – Ведь я в школе учусь, директор узнает – выгонит еще! Скажет, как же я с пузом на уроки-то буду ходить, дисциплину нарушать, девчонок других баламутить? Мне одна дорога теперь – замуж! Если бы свадьбу сыграли, так я до Нового года, пока незаметно еще, в школу бы перестала ходить. А уж когда ребенок бы родился, тогда бы на будущий год доучилась!
– «Доучилась, доучилась»! – передразнил Николай. – А кто ребенка будет кормить?
– А кто меня в эту историю втянул? – Саша сама обозлилась, села на круглый табурет и, стараясь сдержаться, не реветь больше, ладошками принялась вытирать слезы, смешно выдыхая воздух ртом так, чтобы он попадал вверх на нос и на щеки.
– Самой надо было думать – идти, не идти! А теперь вот расселась тут, на самом виду! – ворчал, как старик, буфетчик. – Нет, ты уж тут не сиди, не положено! Вдруг кто придет? Или этот, – Николай кивнул головой в сторону кабинета Азарцева, – или, может, охранник. А может, и Юлия Леонидовна вернется!