Крушение богов
Шрифт:
— Да будет! Что делать мне теперь, аббуна?
— Я усну. А ты — вот ключ. Пойди осмотри то, что сложено в тайнике, за статуей бога. Потом — придешь. Я скажу. Ступай.
Короткая передышка была у Феофила между дневными, бесконечными службами и всенощным пасхальным бдением, которое должно скоро начаться. Но крепок, вынослив патриарх. Отпустив чесальщика, который привел ему в порядок волосы, бороду, подвил, взбил все, чтобы пышнее лежали завитки волос, патриарх призвал старого привратника, много лет живущего при Феофиле.
— Что прикажешь, владыко? — совершая метание,
— Мальчик, внук твой, который утонул вчера и вынут из воды нынче. Он у тебя в дому?
— Лежит мой Ксанфий, владыко. Хоронить на второй день станем.
— Иди сюда… ближе. Нагнись… слушай!
И на ухо что-то внушительно зашептал преданному слуге Феофил.
Сперва ужас пробежал по лицу старика. Но скоро он овладел собою, внимательно слушая властный шепот.
— Понял? Возвеличится имя Господне… и ты будешь орудием святой воли его. Понял? Готов ли на дело святое?
— Готов, владыко! Верю, что простится мне, если я не по правилу поступаю.
— Благословляю и отпускаю все грехи тебе старые и впредь, какие сотворишь. Вот, дарю тебе малый крест мой с мощами. Одень на себя как знамение силы Господней. Иди… торопись. Нынче же ночью должно быть сделано!..
— Все исполню.
Снова отдав земной поклон, ушел старик и вернулся сейчас же.
— Там… жрец дьявольский… из капища главного. Пустить ли?
— Пусти скорее.
Встревоженный Феофил поспешно двинулся навстречу Фтамэзису. Его озадачило неожиданное появление жреца. Что это? Сдача добровольная и полная?.. Или — новую хитрость придумал египтянин?
— Привет… привет почтенному Фтамэзису! — отвечая на приветствие гостя, любезно проговорил хозяин. — Что привело тебя… почти днем… когда люди могут видеть?..
— А что же таиться? Мы — видим игру друг друга. А до остальных — какое нам дело? Разве не мы держим в руках судьбу мириады людей, живущих в городе? Я пришел в последний раз спросить. Что же это? Ты обещал… клялся. Ну, скажем, ты сам себя можешь, как верховный жрец, освободить от клятвы… Если еще веришь в нее? Если веришь во что-нибудь… кроме своего ума?
— Фтамэзис!..
— Феофил! Сними покров Изиды с лица своего. Я вижу лицо это… и содрогаюсь! Ты не жалеешь никого и ничего, только бы достичь цели. 50 тысяч твоих людей, не считая легионов префекта, пойдут против такого же числа почитателей нашего бога. Сколько крови… сколько бед! И — ты дерзаешь на это… Помысли, Феофил…
— О чем мне думать, Фтамэзис? Моя ли тут воля? Приказы кесаря. Я не мог уговорить префекта, чтоб он повременил подольше… но я еще надеюсь. Он обещал помедлить до после пасхи. Ты напрасно меня коришь. И прежде времени. Поверь. Но все-таки скажу как друг. Эти изуверы фиваидские. Они прознали насчет декрета. Их, анафем, столько набралось. Целая бесовская рать! Не 50, а гляди, и до 70 тысяч наберется. Но я смирю их. Не бойся!
— Я никогда не боялся умереть, христианин. Это у вас там есть враги и друзья в загробном мире. А я верю в правосудие Анубиса, нашего судьи мертвых. Я честно исполнял, что мне велит моя вера, мои боги… Я жил без боязни… и без боязни готов был умереть даже юным, а не только
— Однако ты пьешь только по капле… поддерживаешь огонек в своей пощербленной лампаде? — с затаенной усмешкой указал первосвященник на флакон с «живой водою», висящий на груди у верховного жреца
— Это делаю не я, Фтамэзис, сын рыбака Гилы, ребенком попавший в храм Сираписа. Этого требует совет жрецов храма, которым нужен мой опыт, моя мудрость, седою пылью осевшая на моих волосах, дрожью рук исходящая из моего тела, уставшего от долгих скитаний по земному, пыльному, тяжелому пути… Что еще скажешь мне, более юный, но не менее меня искушенный, первый слуга твоего бога и владыка Египта?
— Это самое и скажу. Ты же видишь: победа за нами. Ты же проник во всю глубину познаний древнего Египта. Ты изучал мудрость Платона и Аристотеля. Иудейские книги и наш завет. Я знаю, они тебе знакомы не хуже, чем мне самому… Зачем же упорствуешь? Власть и могущество перед тобою. Мы вместе, соединясь, соберем огромную силу, тьмы народа. Все, что дышит на земле от реки Инда до Столпов Геркулеса, — сотни народов и племен пойдут за нами. Власть, богатство мира — наше! Рим и Бизанция — станут служить нам. И ради этого — тебе остается сделать пустяк: омыться водою крещения; ароматную и теплую приготовим для старого тела и осенишь себя крестом, — тем же знаком, какой носит твой Анубис на руке. Подумай.
— Феофил, ты читал твое Евангелие? Смеешься? Не смейся. Одну картину из него ты… или совсем по забыл… или помнишь очень хорошо! Когда дух возмущения поднял изнуренного, умирающего от голода вашего Иисуса и сказал: «Мир отдам тебе во власть. Поклонись мне!» И услышал ответ: «Мимо иди ты, чье имя гордыня!» Не думаешь ли ты, что я — слабее того назареянина, вашего «бога»… мнимого сына Божия?..
— Да ведь я знаю!.. И ты не отопрешься: вы — морочите народ! Ради благ мирских…
— А… вы что делаете, Феофил?..
— Мы?.. Мы учим добру и всепрощению…
— Я скоро увижу, так ли это! — подымаясь и призывая своего проводника, проговорил жрец. — Слова хорошие у вас. А дела — и того лучше! Я твердо знаю, владыки душ и тел людских, ваши дела когда-нибудь научат людей, что им надо сделать, чтобы добиться счастья на земле!..
— Бунт? Ты говоришь о бунте против власти? Ха-ха! Это не скоро будет. Я — не увижу этого. А что увидят внуки… мне все равно. Прощай! Живи спокойно. Ты сам скоро увидишь, как я держу свое обещание…
До самого выхода из покоя проводил хозяин жреца как почетнейшего гостя.
Когда старца подняли и сажали в пышные носилки, прокаженная, видимо, уже дряхлая старуха, с лицом, скрытым под темным покрывалом, — постукивая издали клюкою о металлическую, широкую кружку, чтобы люди не подходили к ней, — эта пария издалека тянула свою кружку и неразборчиво гнусавила что-то, моля о подаянии. Спутник Фтамэзиса швырнул ей целый кератий.
Монета покатилась, утонула в лужице, и старуха кинулась, стала жадно рыться, искать щедрую подачку.