Крушение дома Халемов
Шрифт:
КА^^А Ьл^-УмЛ^л
Китти чувствует, как железный кулак, сжимавший с утра его сердце, желудок и все остальные органы, медленно разжимается. Все уже кончилось. Он был как в тумане, но все правильно сделал, судя по тому, что оба они живы, их отпустили и сейчас, наверное, отец с Койей заберут его и можно будет полететь домой. А с этим Дар-Кауда они как-нибудь договорятся. Ведь Китти несовершеннолетний, а этому — уже целых двадцать шесть лет.
В подтрибунном помещении шум и суета. Кто-то кричит, размахивая руками, так наседая на собеседника, будто хочет кинжалом приколоть его к стенке. Кто-то жалобно всхлипывает. Прямо
Китти испуганно сглатывает, ему уже не кажется, что все закончилось и сейчас их отпустят домой. То, что творится на широких деревянных скамейках, поставленных вдоль стен, вовсе пугает. Обычно на них укладывают и обрабатывают раненых, вынесенных с турниров. Или сидят и напиваются после или во время боев старшие дары, уже пресытившиеся видом мечей и крови. Сегодня здесь сидят друг у друга на коленях или плачут друг другу в колени, уговаривают, обнимаются, гладят друг друга по волосам, рассматривают крылья, целуются. Молодость есть молодость, и, пока главы семейств заключают дуэмные соглашения, есть время и грешно его не использовать.
– Ты, что, правда, тупой? Кто должен кого теперь вести за руку? — шипит ему в ухо Меери, и Китти вскидывает на него полные слез глаза.
– Что я тебе теперь должен? — отчаянно спрашивает он.
– Ааа, — разочарованно машет рукой Меери и, прокладывая себе путь среди совещающихся старших даров, плюхается на свободное место.
– Иди сюда, — стучит он по скамейке ладонью.
Китти покорно делает шаг вперед и замечает, что происходит на соседнем месте, практически в полуметре от руки Меери. Это для него уже слишком. Сам Меери, скамейка, все полутемное помещение переворачиваются у Китти в глазах, и он летит вверх тормашками в мягкую тьму.
– Подлец! Скотина! Тебе нужно было сделать лишь шаг!
Голос отца выводит Китти из забытья. А может не голос отца, а струя холодной воды, стекающая по лицу и за шиворот. Койя старательно выжимает мокрую тряпку. Губы у нее осуждающе сжаты, на Китти она не глядит. Что опять не так? Что еще он неправильно сделал? Китти немного приподнимается, и соображает, что кричат не на него, а на Меери. Тот сидит, вжавшись спиною в угол, скрестив на груди руки, над ним нависает отец, потрясающий кулаками, вокруг них — свободное место, образованное кружком негодующих даров.
– Что случилось, Койя?
– А, ты очнулся. Да, собственно, ничего. Просто ты грохнулся в обморок, а Меери мало того, что не подхватил тебя, когда ты падал — он не сделал и шагу, чтобы тебя поднять. Тебя чуть не затоптали. А теперь того и гляди затопчут Меери за то, что он тебе не помог. Это, знаешь ли, дары Аккалабата. Помнишь, как они неистовствовали на арене, когда ты осмелился объявить дуэм дару Кауда? Теперь, когда дуэм заключен, их настроение изменилось: дойе, не пришедший на помощь каруну, когда ему плохо — это не укладывается у них в головах, это удар по традициям Аккалабата. Меери сейчас для них — прямое воплощение демона Чахи. Так что, если ты не заступишься, ему придется несладко.
– Я за него? Койя, ты шутишь. Он в тысячу раз сильнее.
– Ты его карун. И ты сам этого захотел, позволь напомнить.
– Койя, я не думал, что это все так.
– Серьезно? — подсказывает она, и глаза у нее бездонные и ледяные, как жерла умбренских пещер в декабрьские морозы.
Китти молча кивает.
– Когда-нибудь, если ты еще что-нибудь начудишь. подобное, — медленно произносит леди Койя, разглядывая зазубрину от меча на стенке в метре над его макушкой. — Я откручу твоему отцу голову. Не надо было держать тебя вдали от Хаяроса, прятать от реальной жизни за умбренскими скалами. Вот результат. Хару, отстань от Меери, — говорит она таким же ровным, безжизненным голосом. — Или ты хочешь, чтобы они (Койя поводит рукой в сторону угрожающе рокочущего кружка даров) разорвали в клочья дойе твоего сына? Отойди, и пусть эти двое разбираются сами. И всех это тоже касается.
Койя ни разу не повысила голоса, но руку ее, скользнувшую в складки пышного платья, заметили все. Еще со времени свадьбы леди Эллы прошел слух, что леди Койя носит под фалдами пару острых кинжалов и неплохо умеет ими пользоваться. Кто распустил этот слух — неизвестно, но связываться не хотелось. День и так был чересчур богат на события. Поэтому кольцо даров разомкнулось, и каждый из них занялся (или сделал вид, что занялся) своими делами. Единственный, кто не прореагировал, был лорд Хару. Он по-прежнему угрожающе нависал над Меери и даже размахнулся для хорошей затрещины.
– Лорд Хару, успокойтесь. Мой брат не мог.
Не обязательно выглядеть медведеподобно, чтобы иметь стальные мышцы. И лорд Рейвен сейчас наглядно это доказывал. С легкостью перехватив руку лорда Хару, он медленно заводил ее тому за спину. Лорд Хару подергался — хватка была железная.
– Чего он не мог, твой брат? — нарочито грубо спросил Хару. Хватит с него этих рафинированных аристократов, этих вырожденцев, кичащихся своим древним происхождением, в то время как на самом деле они не далеко ушли от тупых животных, на которых мы охотимся в лесах и горах!
– Не кричать над моим сыном он не мог? Лорд Рейвен отпустил его руку.
– Ах, Вы и это помните.
– А то б мне не помнить. Китти мне все рассказал. Малец сам не понял, что это значило, но я-то знаю.
– Да? — в голосе Рейвена зазвенела тихая ярость. — И что же Вы знаете?
– Койя, о чем они? — нервно заерзал Китти. Воспоминание о первом близком знакомстве с Меери было не из приятных.
– Понятия не имею, — честно сказала она. — Но, похоже, от кандидатов на смертоубийство здесь становится тесно. Господа мои, давайте выйдем на свежий воздух.
– Там льет, как из ведра, — бросил через плечо уже овладевший собой лорд Рейвен.
– Ничего. Зато охладитесь, — парировала Койя. — И мне показалось или мы собираемся обсудить нечто очень личное?
Задыхающиеся дары обвели глазами комнату. Народу в ней поубавилось, но лишних ушей оставалось достаточно. Они смерили друг друга ненавидящими взглядами и согласно кивнули.
– Меери, ты идешь с нами, — отрезал лорд Рейвен.
– Китти, ты тоже, — присоединился лорд Хару.
Меери, который на протяжение этой ссоры смотрел только на Китти, вытянул ноги, потряс ими, словно демонстрируя, как они у него затекли за время столь долгого и бессвязного разговора, и сразу за этим легко вскочил. Протянул Китти руку: