Крушение империи
Шрифт:
— Вы не знаете Громовой? — оторопела Ириша.
— Нет, не знаю, — отрицала Вера Михайловна.
— Она живет на Подольской улице!
— Не понимаю, о ком вы говорите, мадемуазель. Это какая-то ошибка.
— Простите… — пробормотала Ириша и растерянно опустилась на стул. — А я была уверена…
Ей действительно показалось, что, может быть, произошла тяжелая ошибка: эта женщина так твердо и спокойно отрицала свое знакомство с Громовой.
Но как же это могло случиться, что ей, Ирише, дали этот адрес и здесь проживает все же Вера Михайловна?.. Распахнуть шубку, вынуть
Ириша была сконфужена.
— Простите, — сказала она, поднимаясь со стула, — меня направили к вам… как это могло произойти? А где я вас могу найти в мастерской? — уцепившись за какую-то новую мысль, спросила она.
— Мастерская мадам Софи известно где: на Троицкой, — вежливо раскланивалась с ней Вера Михайловна, пропуская к двери.
В прихожей заскрипели половицы, и послышались удаляющиеся, торопливые шаги: кто-то явно подслушивал. Очутившись в прихожей, Ириша оглянулась в ту сторону, откуда шло встревожившее поскрипывание, заметила только приоткрытую дверь в одну из комнат, но никого из ее обитателей.
Она переступила порог квартиры — удрученная, со слезами на глазах.
Тремя днями раньше в ту же квартиру № 6 по Суворовскому проспекту позвонил и вошел Сергей Ваулин.
— Я к Вере Михайловне, — сказал он встретившей его женщине.
— Это я, — отозвалась она.
— Мне поручено трубы чистить, — продолжал Ваулин, глядя ей в глаза.
— У нас все чисто пока, — не удивилась странному заявлению солдата Вера Михайловна.
— Хорошо. Меня послал Анатолий к Федору.
— Очень хорошо, — радостно заулыбалась женщина, — Федора нет дома, он будет в четверг.
— А до четверга я буду, — закончил условный пароль Сергей Леонидович и кинулся жать ее руку.
— Ваулин… вы?! Швед?.. Здравствуйте, голубчик! — вела его в комнаты Вера Михайловна. — Представьте, я вас по голосу узнала!
— Неужто? Каким образом?
— Ведь всего один раз по телефону звонили: когда Савва Абрамович еще был!
— Да, да, — вспомнил и Ваулин. — Неужели по голову?
— По голосу… Да вы сбрасывайте шинель, гимнастерку…
— То есть как?
— Все, все сбрасывайте сейчас же.
Он не знал, как поступить.
— Я выйду, а вы переоденьтесь, — распоряжалась Вера Михайловна. — Вот здесь, в шкафу, на нижней полке все уже приготовлено. Все — заранее! Мы вас ждали, но не знали только, когда… Ну, скорей!
— Никого нет в квартире?
— Никого.
— Я мигом! — крикнул ей вслед Сергей Леонидович и принялся переодеваться.
Через минут десять он позвал ее, и Вера Михайловна увидела перед собой преображенного человека — в черных брюках и штиблетах, в синем пиджаке и жилетке, в новенькой рубахе с отложным воротником и темным галстуком.
— Повернитесь-ка, — деловито осматривала его Вера Михайловна. — Все ведь подбиралось приблизительно, не предъявляйте к нам особых требований. Нет, ничего, — осталась она довольна. — Как будто все сносно. Вот только рукава немного коротки.
— Ладно, ладно, — доволен был и Ваулин всем. — Накормите чем-нибудь, если есть, и, ради аллаха, расскажите все, что и как!
Она принесла ему колбасы, хлеба, шпрот, несколько печеных холодных картофелин и начатую коробку хороших папирос «Осман». Они доставили особое удовольствие Сергею Леонидовичу: он закурил, прежде чем начать есть.
— Сейчас никто не придет? Нет? Рассказывайте… Все, что знаете, рассказывайте! — торопил он Веру Михайловну, возясь с едой. — Ведь я четыре месяца ни гугушеньки не знаю!
Он был оживлен и весел, радостен и бодр, несмотря на одолевавшую его усталость после столь бурного, рискованного дня.
— Четыре месяцу почти полной неизвестности!.. Для вас они, понимаете, позади, вам нужно оглядываться на них… А для меня — они передо мной, впереди они. В одну ночь, в один час я должен узнать их, чтобы встать с вами рядом, плечо к плечу.
— А вы думаете, что я все знаю, — скромно сказала Вера Михайловна. — Вот придет Федор, и вы наговоритесь вдосталь.
— Федор? Сюда?.. В самом деле… он? Николай Михайлович?
— А вы ничего и не заметили? На дверях-то чья карточка? Он здесь живет.
— Вот как?
Никогда раньше Сергей Леонидович не знал квартиры Федора. Впрочем, этого, кажется, никто почти не знал, даже в тесной группе передовых работников организации. А тот, кому и был известен домашний адрес Федора, не считал нужным сообщать о нем другим: Федор был на особой конспирации и на собраниях Петроградского Комитета не появлялся. Он был связан только с русским бюро Центрального Комитета, где работал до ареста и Ваулин.
Вера Михайловна была права: с Федором они наговорились вдосталь.
Он пришел поздно вечером, и Сергей Леонидович с удивлением услышал, как еще в прихожей он деловито спросил жену:
— Швед здесь? — И, получив утвердительный ответ, добавил: — Глупо было бы не воспользоваться таким замечательным случаем.
Он знал уже, очевидно, все, что произошло сегодня на Сампсониевском.
— Николай Михайлович! — выскочил ему навстречу Ваулин.
Они обнялись.
— Поздравляю. Имею полномочия приветствовать. И сообщить кое о чем. Вера, — обратился Федор к жене. — Чайку бы нам на спиртовочке, — а? Как ты на это смотришь? Подогреть только? — тем лучше!
За столом он внимательно выслушал рассказ о побеге, о случае с торговкой-старушкой, зарубленной полицейским, о подробностях солдатского бунта.
— Старушка — старушкой, конечно, — усмехнулся он. — О ней сегодня весь город говорит, все сердобольные буржуа. Да только кое-кто «помоложе» здесь руку свою приложил, — к вашему сведению это, Сергей Леонидович!
Он снял на минуту пенсне (лицо сразу стало помятым, заспанным словно), медленно помассировал у глаз и скулы, сгоняя усталость с лица, и, вновь оседлав свой нос стеклышками, добавил: