Крушение «Кантокуэна»
Шрифт:
Самолет с номером «тринадцать» приземлился благополучно. Сержанту Котину показалось, что возвратились на тот же аэродром. На поле самолеты с красными звездами.
Едва раскрылась дверь и летчики спустили трап, как подбежал старший лейтенант, летевший в другом самолете.
— Котин! Бегом со своим взводом к японской зенитной батарее! — Он указал рукой на видневшиеся вдали зенитки. — Залечь в сторонке. Если откроют огонь, японских зенитчиков уничтожить!
— Есть! — ответил Котин. — Взвод, за мной! — и побежал впереди.
Топот ног, постукивание котелков
Котин остановил взвод, развернул цепь и взмахом автомата потребовал от японцев сложить оружие. Офицер что-то крикнул по-своему, и все зенитчики суетливо стали с оружием в строй. Офицер еще раз визгливым голосом отдал приказ, и солдаты положили винтовки на землю. Японец подошел к сержанту и выразительно показал короткими пальцами — «шагал» ими по своей ладони: он просил разрешения увести куда-то своих солдат. На этот случай указания не было. Сержант принял решение самостоятельно: пусть уводит.
— Разрешаю! — махнул рукой. — А вы, ефрейтор, и вы, — сержант коснулся рукой погона автоматчика, фамилии которого не знал, — дежурьте здесь на батарее. Японцев к пушкам не подпускать! — Еще раз посмотрел на автоматчика, очень похожего на сына Славу. Молоденький, пухлогубый, ему едва ли исполнилось восемнадцать лет!
Японский офицер опять что-то крикнул, и его солдаты, несмотря на жару одетые в теплые френчи, разобравшись по двое, пошли без командира в сторону казармы. Шли торопливо, пугливо озираясь.
Котин жестом подозвал офицера, и, указывая на стоявшую в небольшом удалении батарею, потребовал идти вместе с ним туда.
— Кофуку… Капитуляций… — произнес японец, отстегивая от ремня шашку. — Коросё.
— Да, капитуляция, и безоговорочная… — сказал сержант. — А шашку оставьте при себе. На это я не получал полномочия.
Японец не все понял, но шашку пристегнул, вымученно улыбнулся и опять произнес:
— Кофуку… Коросё…
Полковник Артеменко имел полномочия вести переговоры с главнокомандующим Квантунской армией о безоговорочной капитуляции. Перед вылетом маршал Малиновский предупредил полковника:
— Ваша главная задача: потребовать от генерала Ямада подписать акт о безоговорочной капитуляции. Учтите, Ямада опытен не только в военных, но и в дипломатических вопросах. Проявите выдержку, вежливость и настойчивость.
Полковник Артеменко должен был так же добиться от марионеточного правительства Маньчжоу-Го объявить населению по радио, что японские войска сдаются в плен, а Советская Армия никаких иных целей не преследует, кроме освобождения Маньчжурии от японского ига.
В то время когда советский парламентер шел в штаб Квантунской армии и за ним телефонист тянул связь вплоть до кабинета генерала Ямада, к Чанчуню подлетал советский воздушный десант численностью в пятьсот человек…
Полковник Артеменко вместе с переводчиком вошли в кабинет начальника штаба Квантунской армии. Японское командование, предупрежденное о вылете советских парламентеров, было в сборе. В мрачной комнате с низким потолком за массивным столом сидел генерал Ямада. Артеменко сразу догадался, что это он. Перед вылетом видел несколько фотографий. Внешне не удивлен. Лишь припухшие веки и воспаленные бегающие глаза выдавали волнение японского генерала.
Справа от него сидел генерал Хата — начальник штаба Квантунской армии. Тучный, с редкими волосами, уши оттопырены, лицо обрюзгшее и усталое.
Здесь же сидел худощавый лысый человек во френче, но без знаков различия. В очках, нос прямой, небольшие усы. Перед худощавым — портфель, на портфеле кожаная кепка. Сзади чуть справа высокий и стройный японский офицер во френче без ремня. Справа от него — весь внимание — маленький и робкий офицер-переводчик.
Полковник Артеменко коротко напомнил о положении на фронтах и прочитал заранее подготовленный текст ультиматума о капитуляции. В это время от мощного рокота моторов советских самолетов, пролетавших над городом, задребезжали стекла. Некоторое время все молчали.
— Квантунская армия, выполнив свой долг до конца, вынуждена капитулировать, — заговорил генерал Ямада через переводчика, а затем по-русски тонким голосом с акцентом: — Затягивать наши переговоры бессмысленно, давайте акт, я подпишу. — Часы на стене показывали 14 часов 10 минут.
Вечером со здания штаба главного командования японских войск в Чанчуне был спущен японский флаг. Его место занял красный советский флаг.
Генерал Ямада и премьер-министр Маньчжоу-Го Чжан Цзин-хуэй выполнили и второе требование советского парламентера: выступили перед населением по радио и сообщили о капитуляции.
В тот вечер на улицах Чанчуня творилось невероятное: огромные толпы местных жителей и среди них немало русских, оказавшихся здесь после гражданской войны, собирались возле поднятых на зданиях красных флагов и плакатов. Советских воинов подбрасывали вверх, хлопали дружески по плечу, обнимали, как могли выражали свою радость.
К сержанту Котину с трудом протиснулись сквозь толпу два молодых человека. Один из них сказал по-русски:
— Товарищ красноармеец, там за домом застрелился японский генерал…
— Вероятно, у генерала не было иного способа уйти от ответственности за свои преступления, — ответил сержант.
18 августа поднялся в небо другой десант в составе ста двадцати человек под командованием подполковника Забелина и взял курс на Харбин. Приказ короткий: захватить аэродром и важные сооружения города, обеспечить сохранность мостов до подхода главных сил 1-го Дальневосточного фронта.
Вместе с десантниками летел заместитель начальника штаба фронта генерал-майор Г. А. Шелахов, назначенный особоуполномоченным Военного совета 1-го Дальневосточного фронта. Он имел задание маршала Мерецкова предъявить командованию японских войск в Харбине ультиматум о капитуляции и продиктовать им условия разоружения.