Крушение «Мэри Диар»
Шрифт:
Хиггинс доминировал в зале. Откровенно говоря, он был просто глыбой говорящей плоти. В каком-то смысле он был великолепен. Но за кажущейся силой его личности скрывались грубость и необразованность. Он доминировал потому, что резко отличался от всех остальных, потому что он был как бы обратной стороной человеческой натуры — яркий, необузданный пират, не признающий никаких авторитетов.
— Иными словами, — произнес Холланд, — вам известно множество странных вещей, происходивших на разных судах. А приходилось ли вам встречаться с чем-нибудь более неприятным, чем ряд обстоятельств, имевших место на борту «Мэри Диар»?
Хиггинс закусил губу, а затем тряхнул головой.
— Нет, я бы этого не сказал.
— Возьмите, к примеру, затопление носовых трюмов. Вы отрицаете, что это был взрыв?
— Я ничего подобного не говорил. Я сказал, что не думал об этом, особенно в то время. Было много разных других вещей, о которых надо было подумать. А потом, я ведь не был на мостике.
— А каково ваше мнение сейчас?
Хиггинс покачал головой.
— Я не знаю, что и думать.
— А как насчет пожаров? Могло это быть самовозгоранием?
— А-а, пожары — это совсем другое дело. — Его хитрые глазки метнули взгляд в ту сторону, где находился Петч, и застыли, напряженно глядя в том направлении.
— Вы думаете, что пожары были вызваны преднамеренно?
— Да, я так думаю.
— Тогда кого вы подозреваете?
— Я ничего не знаю. Но, — добавил он, — как только я вступил на борт судна, я знал, что нам грозят неприятности. — Он кивнул своей тумбообразной головой в сторону Петча. — Стоит задуматься, как это человеку с такой репутацией удалось получить работу ни за что ни про что. А потом так вовремя умирает шкипер.
— Вы кого-нибудь обвиняете в смерти капитана Таггарда? — В голосе Холланда явно звучал оттенок недоверия.
— Я никого не обвиняю. Но кто-то увел у бедняги все спиртное. А я скажу, что он никому ничего не делал, кроме добра.
Как только Хиггинс сел, гул возбужденных голосов пронесся по залу. Председатель, наклонившись через стол, спросил Хиггинса, правда ли то, что Таггард обвинял в этом нескольких офицеров. А когда Хиггинс признал это, спросил:
— И вас тоже обвинял?
— Бедняга неистовствовал, — со злостью ответил Хиггинс.
— Значит, он неистовствовал, обвиняя вас, а не мистера Петча? — прозвучал ледяной голос Боуэн-Лоджа.
— С его смертью я ничего не выиграл, — пробормотал Хиггинс.
— Что вы в то время думали об этом? Вы всерьез воспринимали его обвинения?
— Нет. Когда человек бушует так, как бушевал он, — просто не знаешь, что и подумать. — Хиггинс сделал такое лицо, будто в самом деле не понимал, к чему клонит Холланд. — Может быть, кто и стащил у него немного, черт его знает. Я знаю только одно, что мы обыскали весь этот проклятый пароход только для того, чтобы доставить ему удовольствие, но мы не нашли ни одной бутылки. Конечно, — добавил он тут же, — если бы мы знали, что он умрет от этого, кто-нибудь из нас дал бы ему из своих запасов, которые утаили от таможни, если бы он только попросил.
Боуэн-Лодж сделал знак, и вопросы Хиггинсу стал задавать Фентон. Он старался заставить его признать, что Петч никогда не давал ему приказа готовиться оставить судно. Адвокат Петча пытался запутать его, поймать на незначительных деталях. Но Хиггинс был опасным свидетелем при перекрестном допросе. Каждым своим ответом он четко давал понять, что не доверял Петчу и ни на дюйм не отступил от своих предыдущих показаний.
Сэр Лайонел действовал иначе. Все внимание он всецело акцентировал на грузе. Что заставило свидетеля поверить в то, что в ящиках, погруженных в Иокогаме, находилась взрывчатка? Не обнаружил ли он что-нибудь во время их погрузки? Но когда председатель попросил свидетеля ответить на эти вопросы, Хиггинс сказал, что в момент погрузки он еще не был членом экипажа судна.
— С какого дня началась ваша служба в качестве второго офицера? — спросил Боуэн-Лодж.
— Со дня накануне отплытия, — ответил Хиггинс. — К тому времени погрузка закончилась, и люки были заперты.
— Вас знакомили с грузовой декларацией?
— Нет. Я никогда ее не видел, даже после.
— Тогда что вам дало основание предположить, что груз содержит взрывчатые вещества?
— Еще в порту ходили слухи.
— И среди команды тоже?
— Да.
— Вам когда-нибудь приходилось видеть, чтобы взрывчатые вещества упаковывали в ящики с надписью «авиадвигатели»?
— Нет, не приходилось. Но я слышал, что на ящиках со взрывчаткой писали всякие другие вещи, чтобы избежать неприятностей с властями.
— Но вы не располагали доказательствами того, что в ящиках содержится совсем не то, что указано в декларации?
— Нет.
— И вы сделали все возможное, чтобы прекратить распространение слухов?
Тут Хиггинс впервые проявил неуверенность.
— Вроде нет. Честно говоря, я ничего такого не сделал.
— Почему нет?
Мускулы на шее Хиггинса напряглись.
— А почему да? Это совсем не мое дело.
Одна бровь у Боуэн-Лоджа медленно приподнялась, и он посмотрел на сэра Лайонела. Теперь пошли вопросы относительно тех четырех дней, когда оба судна Деллимера находились вместе на реке Рангун. Да, признал Хиггинс, он получил увольнение на берег вместе с остальными. А что тут такого? Не каждый день хозяева судов предоставляют сорокавосьмичасовой отпуск на берег, да еще оплачиваемый. Причина? Потому что Деллимер был хорошим парнем, вот почему; он знал, как обходиться с матросами, верил в них.
— Когда вы вернулись на корабль, — теперь сэр Лайонел обращал свои вопросы прямо к свидетелю, — разговаривали ли вы с кем-либо из офицеров или матросов «Торре Анунсиаты»?
— Да, с первым офицером — этого парня звали Слейд, он приходил выпить со мной и с шефом.
— Вы не спрашивали его, зачем они передвигали груз в трюмах?
— Нет. Но Слейд рассказал мне, что они освобождают место для каких-то стальных труб.
— Вы не говорили об этом с Адамсом?
— Нет.
— Но вы видели его, когда вернулись на судно?