Крушение «Мэри Дир», Мэддонс-Рок
Шрифт:
– Бедолага! – прошептал он. – Ради этой своей девочки он продавал свою душу во всех портах Дальнего Востока. Он разрушил свое здоровье, беспробудно пил и брался за любое сомнительное дело, сулившее больше, чем жалованье капитана. Потому его и наняли в Сингапуре.
– Его там нанял Гундерсен?
– Вероятно. Не знаю. Но кто бы это ни был, момент он выбрал не лучший; старик возвращался к дочери и не собирался топить судно во время своего последнего плавания.
– И за это Деллимар убил его? Вы на это намекаете? Патч помотал головой:
– Нет, не думаю, что он собирался убивать Таггарта. По–моему,
В ту злосчастную ночь Патч провел с Таггартом несколько часов, слушал его несвязный бред и восстанавливал по обрывкам фраз историю его жизни: риск, плутовство, сомнительные сделки… Однажды утонули двое членов команды. Вот тут–то Таггарт и запил.
– Как и большинству из нас, ему надо было забыться! – продолжал Патч, снова переживая трагедию этого страшного старика.
Внезапно он переключился на дочь. Фотография… Она так много значила для него; он поверял ей все надежды, черпая в ней вдохновение, утешался ею в горькие минуты. Встретив девушку в Сент–Мало, он испытал шок, поняв, что не может сказать ей правды, но чувствуя, что Дженнет догадывается о многом, во всяком случае о том, что от нее усердно скрывают истину.
– Вы влюблены в нее, да? – спросил я. Сейчас, в этой жуткой туманной тишине и полной оторванности от всего мира между нами возникла какая–то странная близость.
– Да. – Он внезапно возвысил голос, словно мысль о Дженнет поднимала его дух.
– Несмотря на то, что она наговорила вам в суде?
– Ах, это! – Он уже. забыл. – В последний вечер в Саутгемптоне она пришла извиниться, и тогда я все ей рассказал – все то, что поверял ее портрету. Я должен был все рассказать кому–то! – Он внезапно поднял голову и уловил дуновение ветра, донесшееся до нас из влажной пустоты. – Все еще западный! – произнес он, и мы начали рассуждать, когда же рассеется туман. Рассвет ему явно не нравился. – Давление падает. Надо скорее добираться до спасательного судна, а то, не ровен час, разыграется ненастье!
Слова его прозвучали почти зловеще.
Очень скоро нам пришлось вернуться в лодку. Начался прилив, затопив нашу скалу и взбаламутив воду в бухточке. Вода ровно поднималась, обдавая нас брызгами, а мы сидели в лодке, тесно прижавшись друг к другу. Было уже почти два часа, но время не ощущалось. Нас окружал густой туман, и казалось, будто в мире нет ничего, кроме этой убогой полоски скал да ужасной поднимающейся воды.
В этом отчаянном холоде не хотелось даже говорить. Мы оба сидели словно погруженные в транс. Прилив отступал, и начали снова появляться скалы, похожие на вылезающих из моря ужасных монстров. После пяти часов туман начал рассеиваться. Поднялся ветер, и скоро от ослепительного света стало больно глазам. Море уходило все дальше от нас, а великое множество скал снова окружило бухту. Над нашими головами появился клочок пронзительно голубого неба, туман исчез, и засияло солнце. Мы оказались в сверкающем мире серо–голубой воды, усеянной торчащими скалами.
Крепко привязав лодку, мы снова забрались на усиженную казарками и заросшую водорослями плоскую площадку нашей крепости–скалы. Стало очень жарко. Усевшись поудобнее, мы любовались открывшимся перед нами фантастическим пейзажем. Вокруг нас миля за милей простирались обнаженные рифы – зловещая отмель Минкис за час до прилива. За скоплениями скал волновалось открытое море, и только на юго–западе оно было скрыто от нас сплошным барьером рифов.
С высоты нашей скалы Патч сумел разглядеть маяк на острове Метресс–Иль, стоящий на высоте в 31 фут над уровнем моря во время прилива. Теперь Патч смог сориентироваться. Наша скала находилась на севере Минкис, почти на милю в глубь скал Пипетт–Рокс. Он вычислил, что «Мэри Дир» должна быть почти строго на юге от нас. Сверившись с картой, я убедился в его правоте. Однако три мили, отделяющие нас от цели, представляли собой сплошное нагромождение рифов. В тот момент мы не оценили и в полной мере не осознали, как невероятно коварно может измениться обстановка во время отлива.
Дул свежий ветер, и длинная зыбь, идущая через рифы на восток, постепенно стала превращаться в волнение. Белые, пенящиеся водовороты крутились над затопленными скалами. Вероятно, нам следовало бы быть поосторожнее, но тут вдруг мы увидели Хиггинса.
Он стоял на большой скале примерно в полумиле к востоку от нас. Возможно, это был Большой Васселин, потому что там был установлен черно–белый знак. Когда Патч указал мне на Хиггинса, тот уже спускался к своей лодке, привязанной у основания скалы.
Скользя и поминутно падая, мы тоже заторопились к лодке, забрались в нее и оттолкнулись, не успев спланировать свой путь через рифы. Мы знали одно: восточный прилив благоприятствует Хиггинсу, и нам надо как можно скорее преодолеть эти проклятые три мили и укрыться на спасательном судне.
Разумеется, с нашей стороны было большой неосторожностью показываться ему на вершине скалы. Нам следовало подумать о том, что, как только туман рассеется, он обязательно объявится, чтобы найти нас. Не то чтобы мы забыли о нем. Невозможно забыть человека, преследовавшего вас всю ночь с одной целью: убить!
Думаю, туман сыграл с нами злую шутку: он так надоел нам, что при первой же возможности мы рванулись наверх, чтобы взглянуть на мир. Мы действовали чисто инстинктивно, потому что разум обоих был притуплён холодом и усталостью.
Хорошо еще, что у нас хватило ума надеть спасательные жилеты, прежде чем покинуть скалу, служившую нам насестом почти двенадцать часов. Патч направил лодку сквозь прилив на юго–запад.
Отплыв от нашего убежища, мы сразу же почувствовали силу западного ветра, поднимавшего приличные волны. Мне показалось, что начинает меняться давление. Солнечный свет пробивался сквозь длинные языки бледных облаков, мчавшихся по небу.
Прилив еще не был сильным, но он неумолимо нес нас к самой плотной гряде обсохших рифов. Эту гряду прорезало два канала, которые мы не заметили сразу, и потому Патч некоторое время греб против прилива на восток, чтобы выйти в открытое море. Но вдруг он внезапно изменил курс. В это время Я зюйдвесткой вычерпывал воду со дна лодки и вопросительно поднял взгляд. Я подумал, что прилив слишком силен или лодка чересчур тяжела из–за набравшейся в нее воды, но он кивнул за корму:
– Хиггинс!