Крушение
Шрифт:
Во всяком случае, медлить дальше с ответом на письмо Онноды-бабу было по крайней мере невежливо, и Ромеш написал:
«Очень прошу извинить меня, но по весьма серьезным причинам я был лишен удовольствия видеться с Вами».
Однако своего нового адреса он не указал.
Отправив ответ по почте, он на следующий же день надел адвокатскую шапочку и вышел из дому с намерением нанести, наконец, свой первый визит в алипурский суд.
Возвращаясь однажды из суда, он прошел некоторую часть пути
— Папа, да ведь это же Ромеш-бабу! Стой, кучер, стой! — и Ромеш увидел поровнявшийся с ним экипаж.
Оннода-бабу с дочерью возвращались в этот день с пикника, устроенного в алипурском зверинце.
Стоило только Ромешу снова увидеть спокойное и ласковое лицо Хемнолини, ее сари [8] , уложенное особыми складками, ее такую необычную, но столь знакомую ему прическу, гладкие запястья и золотые граненые браслеты на руках, как он сразу лишился дара речи и горячая волна чувств затопила его сердце.
8
Сари — женская верхняя одежда, состоящая из цельного куска материи.
— Как хорошо, что мы встретили тебя, — заговорил Оннода-бабу. — Ты почти совсем перестал писать нам, а если и пишешь, не сообщаешь обратного адреса. Куда ты сейчас направляешься? Какое-нибудь неотложное дело?
— Да нет, просто возвращаюсь из суда, — ответил Ромеш.
— Тогда едем к нам пить чай.
Сердце Ромеша радостно забилось, ни о каких колебаниях больше не могло быть и речи. Он уселся в экипаж и, чтобы скрыть свое смущение, спросил Хемнолини, как она поживает.
— Что же вы сдали экзамены и даже не потрудились сообщить нам об этом, — сказала она, не отвечая на его вопрос.
— Я слышал, вы тоже сдали экзамены, — растерянно вымолвил Ромеш.
— Хорошо еще, что вы хоть помните о нас, — рассмеялась девушка.
— Где ты теперь живешь? — спросил Ромеша Оннода-бабу.
— В Дорджипаре.
— А разве твое прежнее жилище в Колутоле было так уж плохо?
В ожидании ответа Хемнолини с особым любопытством смотрела на Ромеша.
И неожиданно для себя он сказал:
— Я уже решил снова переехать туда.
Ромеш прекрасно понял, что Хемнолини сочла за оскорбление то, что он поселился в другом районе, и, не зная, как оправдать свой поступок, он окончательно пал духом. Однако дальнейших вопросов не последовало, Хемнолини демонстративно не смотрела в его сторону. Ромеш не в силах был долго вынести это и неожиданно заговорил:
— Неподалеку от Хедуйя живет один мой родственник… Вот я и поселился в Дорджипаре, чтобы иметь возможность
Слова Ромеша хоть и не были абсолютной ложью, но все же звучали крайне неубедительно: неужели расстояние от Колутолы до Хедуйя так велико, что, живя на старом месте, нельзя время от времени навещать своего родственника? Хемнолини все еще была погружена в созерцание дороги. Несчастный Ромеш никак не мог придумать, что бы еще сказать. Ему удалось выдавить из себя одну лишь фразу:
— Что слышно о Джогене?
— Провалился на юридических экзаменах и отправился проветриться на запад, — ответил Оннода-бабу.
Когда экипаж остановился возле их дома, знакомая комната, знакомые предметы вновь окутали Ромеша своими чарами. Из груди его вырвался тяжкий вздох.
За чаеч Ромеш не произнес ни слова. Неожиданно Оннода-бабу сказал:
— Долго что-то ты пробыл на этот раз дома. Наверно, задержали какие-нибудь дела?
— Мой отец умер, — ответил Ромеш.
— Что ты говоришь? Какое несчастье! Как это произошло?
— Он возвращался домой в лодке. Внезапно поднялась буря, лодка опрокинулась, и отец погиб.
Как проясняется небо, когда налетевший сильный ветер разгоняет мрачныё тучи, так и при этом горестном сообщении в одно мгновенье исчезла всякая напряженность между Ромешем и Хемнолини.
«Я плохо думала о Ромеше, он озабочен делами и опечален смертью отца, — думала Хемнолини. — Вот и сейчас он, наверно, продолжает еще страдать, а мы, ничего не зная о его семейном горе, о том, какая тяжесть у него на сердце, вздумали его обвинять». И Хемнолини удвоила свое внимание к осиротевшему юноше. Видя, что Ромеш ничего не ест, она принялась угощать его с особым усердием.
— Вы перенесли большое потрясение, вам нужно беречь себя, — говорила девушка. — Папа, — обратилась она к отцу, — мы никуда не отпустим Ромеша, пока он не поужинает с нами.
— Прекрасно, — ответил Оннода-бабу.
В это время явился Окхой. С некоторых пор первое место за чайным столом Онноды-бабу принадлежало ему. Поэтому, увидев здесь Ромеша, он был неприятно поражен. Однако, быстро овладев собой, он сказал с улыбкой:
— А, Ромеш-бабу! Я уже думал, что вы нас совсем забыли.
Ромеш только слабо улыбнулся.
— Ваш отец так неожиданно вас похитил. Я решил было, что он вас не выпустит, пока не женит, — продолжал Окхой. — Надо полагать, опасность миновала?
Хемнолини кинула на него сердитый взгляд, а Оннода-бабу заметил:
— Ромеш лишился отца.
Побледневший Ромеш сидел, опустив голову.
Хемнолини страшно рассердилась на Окхоя за то, что он вновь заставил Ромеша страдать, и поспешно сказала:
— Вы еще не видели нашего нового альбома, Ромеш-бабу.