Крушение
Шрифт:
И сейчас, выступив сам и зачитав обращение верховного морского командования, Больхен с удивлением заметил, что ничего в нем не показалось ему странным или, более того, неприятным. «Привык, как привыкли миллионы немцев, — на секунду подумал он. — В конце концов это только форма».
После молитвы, которую произносили с обнаженными головами, грянул гимн. Гремели трубы оркестра. Дул пронизывающий ветер. Раскачивалась под ногами палуба. И многие думали о родном доме и проклинали упрямых русских. Несмотря на все поражения они еще не сложили оружия. На что они надеются?
Поздно вечером, переливаясь в негаснущих лучах полярного солнца, появился дрейфующий лед. Начиналось то самое страшное и малоизвестное, чего так опасались
19 августа вечером подводная лодка подошла к борту «Адмирала Шеера». Пока на лодке пополняли запасы топлива и продовольствия, ее командир поднялся на борт линкора. Коротконогий, светловолосый Грау был настроен весело. Днем ему удалось потопить пароход «Архангельск». В ушах еще звенело оглушительное ответное «Хайль!», когда он сообщил экипажу: «Мы потопили русский транспорт водоизмещением 1600 тонн. Хайль Гитлер, ребята!»
Эта победа была особенно приятна и потому, что уже несколько раз выпущенные им торпеды почему-то не взрывались и матросы прозвали их «деревянными болванками».
Сейчас он сидел, развалившись в кресле, в салоне командира «Адмирала Шеера» и пил горячий кофе с коньяком.
— Ледовая обстановка складывается на редкость благоприятно, — рассказывал Грау. — Граница льда проходит сейчас в восьмидесяти милях севернее островов Новой Земли. Белые медведи гостеприимно распахнули свои владения и отогнали от вас, господин капитан I ранга, льды, — шутил он. — Кстати, не захватили ли вы по пути сюда рефрижератор с фруктами? Мои бородатые черти соскучились по плодам манго и кокосовым орехам.
Это Грау напомнил известный всем из прошлого похода «Адмирала Шеера» случай с захватом американского рефрижератора с пятнадцатью миллионами штук яиц и тремя тысячами тонн свежего мяса.
— С фруктами? — рассмеялся Больхен. — Вы веселый парень, Грау. С тюленьим мясом еще куда ни шло или с соленой треской.
После визита подводника у Больхена заметно улучшилось настроение. Кончаются четвертые сутки похода, но, кажется, они до сих пор не обнаружены. Только один раз, позавчера днем, над ними в небе пролетел самолет. Нарушив все запреты, Больхен запросил по радио штаб в Нарвике, не мог ли то быть немецкий самолет? И с облегчением узнал из ответной радиограммы, что, действительно, над «Адмиралом Шеером» пролетела разведывательная лодка люфтваффе — ДО-18.
— Штурман, — обратился Больхен к склонившемуся над своим столиком офицеру. — Я принял решение двигаться в Карское море по направлению острова Уединения, а затем, если позволит обстановка, войдем в пролив Вилькицкого. Именно там, в самом узком месте, мы и будем караулить свою добычу. Волку часто не хватает терпения. У меня его хватит.
Больхен усмехнулся. Чем-чем, а терпением господь бог наградил его в достатке. В жизни надо уметь ждать. Скольких людей постиг крах из-за нетерпеливости. Он всегда помнил слова великого Гете: «Полдела сделано, и в этом нет сомнения, коль ты сумеешь запастись терпением».
— Подготовьте курс, штурман, — приказал он.
Больхен открыл специально приготовленное для него в штабе руководства войной на море описание маршрута «Адмирала Шеера» и прочел:
«Пролив Вилькицкого, соединяющий Карское море и море Лаптевых, — важнейшая артерия для русских караванов, следующих с востока к Мурманску и Архангельску. Он образован южной оконечностью Северной Земли и мысом Челюскин на полуострове Таймыр. Этот пролив — самое удобное место для скрытного ожидания караванов и нападения на них».
Ну, что ж, именно отсюда, из наиболее узкого места путей караванов, он сумеет держать под наблюдением и район юго-западнее острова Русского. Лишь бы не помешал туман или не ухудшилась ледовая обстановка.
Стовосьмидесятидвухметровое стальное тело линкора с тяжелой броневой носовой башней и бронированным корпусом начало медленно продвигаться сквозь ледяное крошево дальше на восток. Приближался кульминационный момент всей операции. С часу на час можно было ожидать появления кораблей восточного конвоя русских.
Но одни за другим прошли первые, вторые, третьи сутки ожидания, а конвоя все не было. Караван будто провалился.
Ежедневно по нескольку раз, едва рассеивался туман, самолет «Арадо» совершал разведывательные полеты. Два сменных экипажа по очереди рыскали на нем, буквально обшаривая море в поисках исчезнувших кораблей. Тревожно стали уменьшаться запасы авиационного бензина. Без устали, издавая отвратительный писк, работали локаторы на кормовом и носовом локационных постах. «Адмирал Шеер» за это время успел спуститься к югу, к островам Известий ЦИК, а затем по чистой воде к архипелагу Норденшельда. Но горизонт вокруг по-прежнему был чист. В стереотрубы и бинокли были видны остроконечные, покрытые шапками снега сопки. А над головой мирно синело высокое августовское небо. Только один раз за эти дни в небе послышался звук самолета. Была сыграна боевая тревога. Это был русский самолет — разведчик, прилетевший с Диксона. Видимо, пилот был плохо обучен, не имел опыта в морской разведке и никак не предполагал, что сюда, так глубоко во внутренние арктические воды, может забраться корабль врага. Потому что, заметив «Адмирала Шеера», самолет снизился и летел сейчас на бреющем полете почти над самым морем, дружески покачивая крыльями. Первым же залпом зенитных автоматов самолет был сбит. Подняв каскад ослепительных на солнце брызг, он врезался в воду, ничего не оставив после себя. И снова стало тихо.
На третьи сутки томительного ожидания Больхен стал заметно нервничать. Так хорошо задуманная и удачно начавшаяся операция оказалась под угрозой. Прошла уже неделя после его выхода из Нарвика, а орудия «Адмирала Шеера» еще не сделали ни единого выстрела. Больхен обедал теперь один в своем салоне, не спускаясь в кают-компанию, что для хорошо знавших его подчиненных всегда было признаком дурного расположения духа командира. Стали короче и суше раньше пространные и красочные, будто подготавливаемые для последующего опубликования, записи в его дневнике.