Крушение
Шрифт:
— Как вы могли так разговаривать с командиром дивизиона? — спросил он у Махичева. — Вы забыли, что теперь вы военный человек, командир.
— Человек — да, — сказал Махичев. — Но не остолоп.
И вот теперь старший лейтенант Махичев — первый советчик бывшего комдива, а нынешнего командира конвоя.
Родом Махичев из лесной Новгородчины. И нет для него лучшего отпуска, чем скитания по лесу.
— Мне кроме леса ничего не надо, — однажды в порыве откровенности рассказывал он на мостике. — Сложу на ночь шалашик или навесик сделаю, брошу поверх кусок брезента, разведу костерок, подстелю травы или еловых веток и лягу. Пусть дождик стучит,
Он любит слушать птиц и знает их голоса, подолгу рассматривает звериные следы на сырой земле и гадает, чьи они. Лес для него наполнен уймой различных звуков, красок, запахов. Одиночество не тяготит его. Уже давно решил — кончится война, уйдет с парохода, устроится в лесной глухомани лесником. С женой они расстались три года назад. Шумная, вздорная, крикливая — она раздражала его. Сын воюет на юге. Давно от него нет писем. Живой или погиб? Есть в Архангельске у него одна хорошая женщина. Зазноба не зазноба, друг можно сказать. Тоже, между прочим, одинокая, вдова капитана.
На палубе Махичев первым делом подошел к впередсмотрящему. Они с Иваном давние знакомые, две навигации вместе отплавали.
— Как дела, Ваня? — спросил капитан.
— Самолет германский видел, Степан Иванович.
— А ну расскажи.
Махичев внимательно выслушал Ивана, постоял немного молча, переспросил:
— А не показалось?
— Точно, кресты видел. Как вас сейчас.
— Вахтенному начальнику доложил?
— Докладывал. Говорит, что рефракция какая-то, обман зрения.
— Вот балаболка, пацан желторотый, — выругался Махичев. «Чего бы это ихнему разведчику здесь высматривать над морем? — размышлял он, поднимаясь на мостик. — Не иначе, как караваном интересуются, пронюхали про него, готовят что-то, заразы. И вообще откуда этот самолетик сюда попал за тысячу километров от аэродромов? Очень это странное дело, очень даже подозрительное».
Несколько минут, ссутулившись, глубоко засунув руки в карманы полушубка, Махичев молча простоял на мостике. Чем больше он думал о самолете, тем яснее для него казался вывод, что маленький самолетик мог взлететь только с палубы какого-то оказавшегося неподалеку корабля. Значит, рядом на пути конвоя находится и ищет караван вражеский корабль. Теперь этот факт казался ему бесспорным. «Нужно доложить начальству и сворачивать на север, пока не поздно, — решил Махичев. — Во льдах они не найдут суда, а здесь, на чистой воде, могут перетопить, как котят».
По семафору он запросил у флагмана разрешение срочно прибыть на доклад. И, получив его, спустился по шторм-трапу в баркас.
— А ты, Михаил, уходи с мостика, — сказал он третьему помощнику. — Снимаю я тебя с вахты. Старпому скажи, пусть заступит.
— За что, Степан Иванович? — не понял тот.
— За дурость твою и самомнение.
Через час корабли конвоя изменили курс и повернули на север — туда, где тускло блестели спасительные льды.
В КРАЮ ЗОЛОТОЙ ЛИХОРАДКИ
— Поднимайся, — говорит она ему. — Едем вперед.
И мы едем вперед. Оставляем Юкон. Идем на запад, пересекаем водораздел и спускаемся в край Тананы.
День и ночь над бывшим поселком золотоискателей Фербенксом, а теперь крупной авиационной базой США на Аляске, не смолкал гул самолетов. Сюда, на водную гладь медленной северной реки Тананы, притока Юкона, садились и отсюда взлетали гидросамолеты «Каталина». Именно за ними, столь необходимыми сейчас на огромных просторах советского Севера, и прилетела летом 1942 года группа наших летчиков и техников.
Уже три недели они жили вместе с американскими летчиками в отеле, в так называемой куонсетской хижине, большом полукруглого сечения цельнометаллическом доме, построенном после начала войны на одной из главных улиц Фербенкса Даусон-стрит. Но предназначенных для перегона в Советский Союз «Каталин» все не было.
Каждое утро командир перегонной команды капитан Соколов ходил к начальнику штаба авиабазы полковнику Уайту узнавать, не прибыли ли самолеты, и каждый раз длинный, как жердь, и вежливый Уайт виновато разводил руками и говорил:
— Нет новость, мистер Соколов.
Дважды Соколов звонил в Вашингтон советскому военно-воздушному атташе. Тот обещал принять меры, выяснить причину задержки. А пока рекомендовал в совершенстве освоить незнакомый самолет, тщательно изучить предстоящий обратный маршрут. Перелет, действительно, предстоял сложный — вдоль всей трассы Северного морского пути. Поэтому летчики занимались ежедневно в специально выделенном классе, изучали незнакомые приборы и радар, а когда позволяла погода, делали тренировочные вылеты. Особенно сложно было командиру команды. Летчик-истребитель, он давно и недолго летал на тяжелых самолетах и сейчас переучивался с большим трудом. По мнению врачей, Соколов еще не совсем оправился после недавнего ранения и, несмотря на все просьбы, ему пока не разрешали летать на истребителях. Этот запрет и послужил одной из причин его направления в спецкомандировку.
После легкого, верткого «Яковлева» двухмоторная «Каталина» казалась грузной и неповоротливой, как медведь в сравнении с белкой. В свободное время, что у него оставалось, Соколов любил бродить по окраинам Фербенкса, молча стоять на берегу реки, всматриваться в синеющие вдали покрытые лесом невысокие горы. Надо же было такому случиться, что именно ему, с детства зачитывавшемуся Джеком Лондоном и влюбленному в его героев, человеку, который в своих мальчишеских снах нередко тут, в краю Великого Холода и Великого Безмолвия, мыл золото на Сороковой миле и танцевал в салуне с красавицей Фредой, пришлось очутиться здесь с ответственнейшим заданием. Скажи ему лет пять назад, что он когда-нибудь окажется неподалеку от рек Юкон, Бонанза, Стюарт, перевала Чилкут, столицы золотоискателей Даусона, в местах, названия которых звучали для него лучше музыки, — он счел бы такие слова чистейшим бредом.
Почти весь персонал авиабазы относился к ним сердечно, с тем радушием и расположением, с каким должны относиться друг к другу союзники по борьбе с общим врагом. Конечно, многое вызывало удивление у наших авиаторов, даже казалось диким. Например, то, что по субботам специальный пассажирский «Дуглас» увозил в Чикаго за несколько тысяч миль двух младших офицеров штаба авиабазы и в понедельник привозил их обратно. Как рассказывали американские летчики, один из этих офицеров был хозяином большого универсального магазина, которым сейчас управляла его жена, а второй — совладельцем знаменитой чикагской бойни «Братья Шеппард и компания». Они могли себе позволить эти дорогостоящие еженедельные полеты.