Крутая волна
Шрифт:
— Я не знаю, с чего начинать.
— Да — да, Танюша, нельзя все сразу, — попытался прийти ей на помощь Александр Владимирович.
И тут же на него обрушился град распоряжений.
— Ив самом деле, давайте по порядку. Саша, будь добр сказать Евлампии, чтобы вскипятила самовар, пусть Пахом сходит в лавку Лавренева, прикажи подать нам чего-нибудь легкого…
— Танюша, какой Пахом, где Евлампия? — с мягким упреком напомнил Александр Владимирович.
— Ах да, я все время забываю! — спохватилась Татьяна Ивановна. — Пойди на кухню и поставь чайник. Да, спички в буфете, я их спрятала от этого Прыщева, он много курит, и притом какой-то ужасно вонючий табак.
— Не табак, а махорку, и не Прыщев, а Пу- пыркин. Симеон Пупыркин, — поправил Александр Владимирович, доставая из буфета спички.
— Ну все равно. Так вы, пожалуйста, рассказывайте, — попросила Татьяна Ивановна Наташу. — Начните с самого начала, так лучше.
— Мы познакомились с Ириной в Гатчине, — начала рассказывать Наташа так, как будто отвечала урок. Татьяна Ивановна нетерпеливо перебила ее:
— Это я уже знаю.
Наташа даже растерялась и попросила:
— Вы уж, пожалуйста, не перебивайте меня. — И рассказала, как познакомилась с Ириной, не. забыла упомянуть, правда вскользь, о том, как устроила им с Гордеем сцену ревности.
— Да вы его знаете, он у вас был, матрос такой широкоплечий, он оставлял у вас раненого товарища.
— Да, помню, как же, помню. Он такой крупный и совершенно неуклюжий, как медведь. Они же о чем-то поспорили с Павлом, не помню уж, о чем именно. — По лицу Татьяны Ивановны пробежала тень, но она тут же встряхнулась, согнала ее и спросила: — Так этот Шумов, с которым поехала Ирина, его брат или отец?
— Его дядя.
— Ага, теперь понятно. Он лучше или хуже племянника?
— В каком смысле? — не поняла Наташа.
— Ну этот, которого я видела, очень наивный и чистый, хотя неуклюж и совсем невоспитан. Я только не понимаю, зачем им надо в кого-то стрелять, кого-то свергать, ей — богу, и без этого все было не так плохо, а теперь вот какой-то пройдоха Топыркин ворует в кухне спички. Да, так на чем мы остановились? Ах да, вы сказали, что это его дядя. Ну и что?
— А то, что они оба очень чистые и борются за очень чистые идеалы! — резко сказала Наташа. — Именно это и привлекло вашу Ирину.
— Не знаю, не знаю, какие у них могут быть идеалы. По — моему, идеалы могут быть только у интеллигенции. А Ирина еще девочка, ей бы в самую пору о замужестве думать. Вот вы хотите выйти замуж?
— Не знаю, — ответила Наташа, застигнутая вопросом врасплох. Ход мыслей Татьяны Ивановны трудно было предугадать.
— Хотите! — убежденно сказала Татьяна Ивановна. — В вашем возрасте все хотят. Я тоже хотела. Вам кто-нибудь нравится?
— Да. — Наташа решила быть откровенной до конца, — Тот самый матрос, который был у вас.
— Ну что же, он сильный, женщина должна ценить это прежде всего. Но, судя по всему, вы из интеллигентной семьи, такая воспитанная, а он мужик… Нет, я решительно не понимаю этого!
— Революция и мужиков сделает интеллигентами…
— Вот теперь вспомнила! — воскликнула Татьяна Ивановна. — Именно об этом они спорили с Павлом! — И вдруг поникла и разрыдалась, роняя сквозь слезы: — Господи, верни мне моих детей! Где они? Почему я такая несчастная? Кто в этом виноват? В чем я провинилась?
Из кухни прибежал встревоженный Александр Владимирович, стал утешать, поглаживая Татьяну Ивановну по спине:
— Ну, мамочка, не волнуйся, все Обойдется…
— Так я пойду? — спросила Наташа.
Александр Владимирович согласно кивнул, но
Татьяна Ивановна возразила:
— Нет, оставайтесь, пожалуйста! — Подобрала тонкими пальцами слезы со щек, высморкалась в платок и уже спокойно распорядилась: — Саша, подавай чай.
— Не вскипал еще.
— Тогда накрой стол.
Александр Владимирович засуетился, стал доставать из буфета посуду, уронил на пол тарелку, она разбилась, профессор растерянно смотрел то на жену, то на осколки и повторял одно и то же;
— Как же это, а?
— Ничего, посуда — это к счастью! — сказала Наташа, собрала осколки, расставила на столе чашки и блюдца и спросила: — Где у вас кухня?
Александр Владимирович было засопротивлял — ся:
— Что вы, я сам!
Наташа отстранила его:
— Вы этого не умеете.
— Пожалуй, да, — согласился профессор.
За чаем профессор заговорил о делах клиники, он слишом старательно пытался привлечь внимание именно к этой теме, Наташа поддерживала его, но Татьяна Ивановна вдруг осадила их:
— Не для того же ты привел ее сюда. — И опять стала расспрашивать Наташу, теперь уже обстоятельно и спокойно. Она быстро овладевала собой, Наташа даже позавидовала этой ее способности.
Когда Наташа уходила, Татьяна Ивановна снова расплакалась и попросила:
— Вы заходите к нам, пожалуйста. Саша, обещай, что ты ее еще приведешь к нам.
— Хорошо, я приду, может быть, от Ирины какое известие будет.
Она и в самом деле заходила к ним почти каждую неделю, но от Ирины ничего не было, а Наташа так надеялась через нее узнать что-нибудь о Гордее. Она знала, что его корабль ушел в Гельсингфорс, писала туда, но ответа не получила, а потом все ее письма вернулись с пометкой: «Адресат выбыл». Когда и куда выбыл, не было указано, и Наташа совсем отчаялась найти Гордея.