Крутой сюжет 1995, № 02

Гаврюченков Юрий Федорович

Я освобождался из Валмиерской колонии пятого февраля и, наслушавшись ужасов о природно-омоновском разгуле, искать в Риге приключений не собирался. Тем более, родной Минск манил, как магнитом. Однако, за два дня до последнего звонка неожиданно получил весточку от Князя. Вообще-то, связи мы не теряли, регулярно обменивались малявами через центральную больницу, но это письмо я получил из рук цензора. Отправлено оно было со свободы.

Витька сообщал, что из Москвы наконец пришел долгожданный ответ на многочисленные жалобы, срок сократили наполовину, а, поскольку половина истекла накануне, его тут же погнали в шею, даже очередную пятнашку

в изоляторе не успел досидеть. Поэтому мне надлежит прямо из Валмиеры дуть в Ригу, где в шесть вечера он будет ждать у входа в кинотеатр на улице Суворова.

Известие обрадовало. До сих пор я толком не определился, чем же заняться, куда ехать, где жить. Произошедшие за последние годы перемены здорово кружили голову, вроде бы и дождался своего часа, но перемены же и пугали. Точнее, заставляли воздержаться от необдуманных решений и сперва хорошенько присмотреться, что к чему. Одному этим заниматься трудновато, а вдвоем все полегче, тем паче Князь писал, чтобы о деньгах я не думал и до встречи с ним в авантюры не впутывался.

До Риги меня довезли на стареньком «москвиче» вентспилсские ребята, подъезжавшие к зоне по арестантской надобности. Доставили прямо на Суворова, высадили у крохотного уютного кафе неподалеку от кинотеатра. Там я до назначенного Князем времени и просидел, истратив на кофе с коньяком щедро выданные хозяином сорок рублей. Именно столько наваливало государство нашему освобождающемуся брату в качестве выходного пособия. На шмотки, еду и крышу над головой немного не хватало, зато хватило на три чашки кофе и сто пятьдесят коньяку. Заплатив по счету, я понял, что не приди Князь к месту встречи, без криминала не обойтись. Но Витька появился вовремя.

— Да-а, не Микки Рурк, — оглядел он меня с ног до головы, покосившись на рекламный плакат суперэротического боевика «Девять с половиной недель», под которым мы и встретились, — видок у тебя того-с, подгулял.

За четыре года шмотки, естественно, слегка вышли из моды и подгнили, и потом целую неделю перед освобождением я беспробудно пьянствовал, самогону в зоне было завались. Но Витька сам-то выглядел ожившим покойником. Белый, как снег, лысый, худой, только что одет с иголочки.

— Пошли, — Князь кивнул в сторону ярко освещенных витрин комка. — Будем из тебя человека делать.

Полчаса спустя, переодетый во все новое и фирменное, я вошел вслед за Князем в холодный мрачный подъезд старого шестиэтажного дома, фасадом глядевшего на кинотеатр, у которого мы встретились. Обитую кожей дверь с почерневшей медной табличкой Витька открыл своим ключом и приглашающе подтолкнул меня в прихожую: — Прошу, только ноги вытирай, Илонка у меня чистоплюйка…

О хозяйке квартиры, Витькиной подруге Илоне, я слышал еще в Даугавпилсе. Князь много о ней рассказывал, особенно когда получал из Риги очередное письмо. Незадолго до Витькиного ареста они чуть не переженились, Илона хотела и в тюрьму приехать на роспись, но Князь от брака воздержался. Хотя, по моему разумению, если кого из женщин и любил, так только мать и свою рижскую подружку.

— Привет, — в гостиной, куда я чуть погодя вошел, оторвалась от сервировки обеденного стола миниатюрная блондинка с удивительными ямочками на щеках. Такой я Илону и представлял, разглядывая присланные ею Витьке фотографии, выглядела она значительно моложе своего тридцатника.

В двухкомнатной квартире Илона жила одна, родители давно погибли, догадавшись в шторм отправиться на яхте в открытое море. Дважды она ходила замуж, но дольше года ни с одним из мужей не жила, а, повстречав Князя, вообще о других мужчинах позабыла. Все мечтала, чтобы Витька на ней женился, делая для этого все возможное и невозможное.

Уселись за стол, Князь хлопнул шампанским. Выпили за долгожданную свободу, за любимых женщин, за тех, кому еще мотать и мотать срок, потом заговорили о делах насущных.

— Чем заняться думаешь? — поковырял Витька вилкой какой-то странный на вид, но очень вкусный салат. Я честно пожал плечами, готовила Илона просто здорово, и отвлекаться от давно не виданной вкуснятины не хотелось. Тем более, отвечать-то было нечего.

— Ничего, может, так и к лучшему, — задумчиво повертел Князь в пальцах пустой бокал, — значит, так… Утром едем в Таллинн, надо мать повидать и кое-что дома забрать. Потом вернемся в Ригу, поможешь с одним делом.

Об этом самом деле я примерно догадывался. Князь спал и видел, как доберется до спровадившего его на червонец Щетины. Кроме того, некогда он поминал о припрятанных в Минске трех центнерах серебра, всерьез рассчитывая, что я, освободившись на пять лет раньше него, позабочусь о кладе и превращу его в твердую валюту. Серебро вроде бы долгие годы таскал с работы мастер гальваники минского завода «Калибр», но таскать таскал, а продавать боялся. Князь каким-то чудом о боязливом несуне пронюхал, купил все оптом за сущие копейки, но реализовать не успел, вскорости пыхнув со Щетининой подачи в Пскове. Металл так и остался в моем родном городе, стоил по нынешним временам весь этот сильвер тысяч шестьдесят долларов, а может, даже больше.

Припомнив эту историю, я прикинул, что тут-то из нищеты и выберусь, поэтому согласно замотал головой, говорить не мог — рот набил до отказа неким кулинарным шедевром.

— Какой у тебя друг молчаливый! — с интересом посмотрела на меня Илона, — только кивает да мычит. — Говорила она с легким акцентом, но очень правильно, недаром закончила филфак ЛГУ. Кстати, училась на отделении русского языка и литературы, хотя была чистокровной латышкой.

— Не молчаливый, а голодный, — поправил Князь, — ишь, как мечет. Работал бы с таким энтузиазмом, не рецидивистом, а героем соцтруда стал бы.

— Ты сам-то, — обиделся я, — тоже мне, труженик. Только и знаешь ногами махать и медитацией заниматься.

— Зато по жизни не мечусь. У тебя семь пятниц на неделе, сам не поймешь, что хочешь, а я спокоен и уверен в себе. Вот воспринял бы, как я, дзэн всерьез…

— Лучше бы ты меня воспринял, а не Будду, — вздохнула Илона, кладя узкую ладонь на Витькино плечо. Я дожевал и хотел было постыдить Князя за наплевательское отношение к истинной красоте, но тут зазвонил телефон.

Илона выпорхнула из-за стола, сняла трубку и, послушав, удивленно посмотрела на Князя: — Витя, тебя.

Князь изумился не меньше, а, отняв трубку от уха, даже заволновался:

— Короткие гудки… Ты не ошиблась, точно меня спрашивали?

— Горчакова Виктора… Грубый такой бас, — Илона села на диван. — Ты ждал звонка или как? Я не понимаю.

Князь поиграл скулами и вдруг улыбнулся: — Да, конечно. Как я только мог забыть, приятеля одного утром встретил. — Но актером Витька был никудышным, звонок, похоже, его очень обеспокоил. Просто Илону волновать не хотел.

— У них вечно реле в ячейках шалят, — попытался я помочь приятелю.