Крутые-крутые игрушки для крутых-крутых мальчиков
Шрифт:
На Серене черная мини-юбка из замши. Юбка застегивается спереди на шесть медных кнопок — три нижние расстегнуты. Шелковая блуза кремового цвета надета на голое тело без бюстгальтера. Еще Серена никогда не носит летом колготки — у нее великолепные ноги. Всякий раз, когда она наклоняется вперед, Билл впивается в ее соски; а когда она откидывается назад, он согнутым указательным пальцем спешно пытается приподнять спереди ее трусики. Нет, не то.
Билл ныряет в общественный бар Каннингхэма и продирается сквозь толпу пассивных игроков. «У-у-у-у-у-у!» — кричат они, выражая испуг после неудачных
Вот то, что ему нужно, — завладеть Сереной подальше от паба, заполучить ее в «вольво», взять ее на крутом вираже. Над пассажирским сиденьем установлено зеркальце тщеславия - ей это понравится. И у тех, кто знает их двоих или его жену, не будет ни малейшего шанса наблюдать за ними. Даже если жена Билла внезапно появится в «вольво», Серена спрячется в «бардачке», как те неверные супруги, что прячутся в шкафу. Она и впрямь похожа на куклу.
Для изъятия «вольво» (полная длина четыре метра и семьдесят девять сантиметров) со стоянки требуется тот же тормоз, колодка. Биллу, пока он выкручивает руль, больше хочется въезжать, а не выезжать — иначе у Серены появится трещина, если провести аналогию между узким проходом для стоянки и ее промежностью.
Они выскочили на Гамильтон-террас, и Бил повернул огромный автомобиль на север. Он чувствует Серену на сиденье рядом, ее бедра, слегка расставленные ноги, наклоненное в его сторону туловище, кончик розового языка между алыми губами.
— Как киста? — Он вторгается в другую область, ведь им предстоит заниматься сексом.
— Уже лучше! — хохочет она. Ее хохот похож на пугающий, дорогостоящий «звонок адвоката по вопросу вашего развода».
Она — ужасная, продажная, беспринципная и невероятно соблазнительная женщина, размышляет Билл.
Билл поворачивает вправо на Холл-стрит, а потом — влево на Эбби-роуд. Он едет быстро — они ушли из паба по обоюдному согласию.
— Здесь становится невыносимо — похоже, все будет решать серия пенальти. Может, уйдем отсюда, поедем куда-нибудь, где не видно и не слышно футбола? — предложил он.
— Как хочешь, — ответила она.
Улицы опустели — весь город собрался в центре, наблюдая за матчем. Билл делает вираж вправо, влево, чувствуя меняющийся вес автомобиля под собой, словно собственное тело. Он сосредоточен на завывании коробки передач и бренчании двигателя. Вставляет компакт-диск, и низкие ноты зазвучавшей мелодии еще сильнее подчеркивают напряженную атмосферу в машине. «Трогайтесь с места спокойно, избегайте быстрого запуска двигателя, крутого поворота и резкого торможения...» О чем, черт возьми, они думали, когда писали такое? Кто захочет «вольво»-760-турбо, если в инструкции речь идет о нецелесообразности быстрой езды на автомобиле?
В Кальмаре - Билл узнал об этом после того, как внимательно прочитал инструкцию — «вольво»-760- турбо собирают преданные делу команды рабочих, а не бессознательный отчужденный сборочный конвейер — возможно, им совершенно ни к чему добиваться максимальных возможностей автомобиля. В толерантной к сексу Швеции «вольво» создавали как исключительно безопасное транспортное средство для перевозки всего, чего угодно. Если вы, например, собираетесь заняться амурными делами с сотрудницей, достаточно сказать своей жене следующее: «Биби, я решил, что мне необходимо заняться любовью с Лив. Я возьму сегодня наш автомобиль и чистое пуховое одеяло!» В ответ жена говорит: «Ну конечно же, Ингмар, только не забывай инструкцию: «Защитные чехлы позволят избежать загрязнения обивки»...»
— Тебя что-то беспокоит? — Биллу трудно поверить, чтобы женщина могла сказать такое в тот миг, когда мужчина забавляется с ее шелковистой грудью, но Серена могла.
— М-да... так кое-что, работа, понимаешь...
— Да, понимаю. Твоя работа. — На смену томности Серены приходит нарастающий вихрь. — Наверное, непросто быть психиатром? А тебе попадались сверхъестественные, возбужденные пациенты? Ты думаешь, я — сумасшедшая?
Билл выезжает на Фитзджонс-авеню, прежде чем ответить.
— На какой вопрос ты хочешь, чтобы я ответил в первую очередь?
— О, полагаю, на последний.
Боже! Женщина знает, как вести игру, да она — игрок мирового класса.
— С какой стати ты причисляешь себя к сумасшедшим?
Серена не спешит с ответом. Она сдвигает бедра так медленно, что воображение Билла тут же рисует ее плоть, волосы и плеву, которые находятся под застегнутой на три кнопки занавеской на коленях. Когда они оказались на уровне кондитерского магазина Линды на Хис-стрит, Серена опять оживилась:
— Может, это глупо, но я считаю, что каждый день необходимо испытывать поистине хороший оргазм. — Она подарила ему удивительную улыбку, обнажив зубы, невероятно белые и коварные, и розовые десны.
Билл почувствовал, как из подмышек хлынул пот, словно бьющие из душа струи. На пересечении с главной улицей Хэмпстед-стрит его «вольво» взбрыкнул, и он изо всех сил вцепился в руль; он готов был скрутить этот кусок металла, пены и пластмассы в форме буквы «О» и сделать его похожим на крендель с солью. Боже! Он думает о прелюбодеянии на Хэмпстед-стрит — все зашло так далеко, он жаждал этого всем своим нутром; моя жизнь сводится к прозаической, даже нудной, постоянно исчезающей цели.
Возле озера Уайтстоун-Понд им приходится остановиться, чтобы пропустить шагающего по «зебре» мужчину, а на нем брюки в черно-белую полоску. Серена, кажется, не замечает комичности этой ситуации, но Билл такое не пропускает. Он все подмечает: золотистые микроскопичные завитки сзади на шее у Серены; яхта на водоеме, которая аккуратно огибает плавающую на поверхности банку из-под кока-колы; все, что справа от Хис-роуд и за ее пределами — волны, бьющиеся о бетон и стекло, кирпич и сталь судоходного Лондона.