Кружева лжи
Шрифт:
Маша сделала шаг к лифту, убийца тоже. Отвратительный зверь, скалясь и рыча, покинул подъезд под громкие жалобы своей хозяйки на холодный вечер.
Выдох. От сердца убийцы отлегло. Лифт. Запоздалая мысль: как душить платком, если на шее шарф? Успокоение. Маша начала расстёгивать пуховик, оголять шею.
Удача улыбалась. Время на другой способ было. В конце концов, можно убить, зажав и рот, и нос или разбить голову о зеркало. Благо, оно висело в лифте.
Но сил на другой план не было.
Платок
«Маша не глупая. Не зря фанатеет от детективов и знает наизусть все реплики из сериала «Шерлок». Она, наверняка, уже дома. И вот-вот позвонит узнать, где мама», — так уверял себя Андрей, бросая безнадёжные взгляды на мобильный. Снова и снова. Сестра не звонила.
Кафе «Алегро» светило гирляндами. Подготовка к Новому году. Гольцев подумал о ёлке, о том, что до они её до сих пор не поставили, хотя из года в год, и это уже была традиция, наряжали зелёную в начале декабря, таким образом, приближая праздник.
И он, и Маша в детстве верили, что это подскажет деду Морозу, кому следует первому нести подарки. Выросли. Верить перестали. Но делать именно так привыкли.
Маму он увидел сразу. Она сидела за столиком, недалеко от входа. Одна. Стучала рукой по столешнице. Нервничала.
Спокойствие не приходило. Андрей приблизился к маме. Удивил её. Прочёл в глазах немой вопрос, а затем:
— Андрюшенька, ты оставил Машеньку обедать в одиночестве? Нехорошо.
— Никто не придёт. Поехали домой.
Уверенность в собственных словах звучала тревожной музыкой. Предчувствием неотвратимой беды.
— Я подожду. Человек мог задержаться. Какая погода… А ты давай езжай к сестре.
Андрей подхватил маму под локоть.
— Зря потратишь время. Поехали.
— Нет, Андрюшенька. Я хочу знать, что скажет этот человек про Димочку. Вдруг…
— Тебя обманули! — гаркнул Гольцев, не в силах сдержать свой страх. — Никто не придёт. Нам надо домой!
— Что ты такое…
— Мама, поверь мне! Дело не в Диме!
— Отпусти меня и не кричи. Ты всегда ему чуть-чуть завидовал, а теперь он пропал и… у меня дурное предчувствие. Я хочу услышать этого человека.
— Нет времени! — выкрикнул и сразу почувствовал: то, что секунду назад было лишь страхом превратилось в сбывшийся кошмар. Но терять надежду не хотелось.
Крепче схватил маму, наклонился и прошептал:
— Пожалуйста, поехали. Я пробью номер звонившего. Сам встречусь. А сейчас нам надо идти.
— Честно?
— Да.
— Но ты что-то скрываешь. Что-то с Машенькой?
— Нет.
Почувствовал себя мерзавцем, сжал в кулак свободную руку.
— А почему тогда…
— День сложный. Я просто не хочу, чтобы Маша обедала одна.
Улыбнулся. Криво.
Мать поднялась.
—
— Обещаю.
Он попросил её подождать в машине, наврал про сюрприз. Мать не поверила. Но Андрею было уже всё равно. Ноги неслись в подъезд, сердце рвалось из груди, перед глазами всплывали жуткие картины.
Лифт сбоку пугал открытым зевом
Ещё не видя Машу, он уже знал, что не успел. Знал, что они больше никогда не повесят игрушки на ёлку вместе. Не поругаются, накрывая праздничный стол.
Знал, что опоздал.
Маша была там. Лежала на полу.
Андрей закрыл рот руками, упал на колени и завыл.
Глава 41
Злость. Она свинцом разливалась по воздуху. Она заполнила помещение без остатка.
Чёртов психопат снова убил. И на этот раз не просто женщину, а сестру Гольцева. Иными словами, мерзавец отвоёвывал всё большие территории. Смерть милой Маши была равносильна брошенной перчатке, вызову. Плевку.
Убийца словно бы смеялся: я здесь, я рядом, я неуловим. Оставьте женщин мне. У вас нет шансов.
И Владимиру Андреевичу оставалось лишь надеяться на то, что, как и все психи, этот ублюдок, возомнивший себя непризнанным гением, проколется сам. Ошибётся. Допустит оплошность. Оступится. Потеряет контроль.
И тогда он поймает гниду. И сделает всё возможное, чтобы тот не просто сидел, а молил о смерти, потому что жизнь за решёткой станет для него сущим кошмаром. Пленом. Душным и таким же вонючим, как и его злодеяния.
Адом, поднявшимся из-под земли.
Звонок разорвался гранатой и не предвещал ничего хорошего. Голос был твёрд и звучал с ядовитой заботой. Рукавице велели сделать всё возможное, но найти подонка. Если надо — положить прилюдно. Просьба из Управления по особо важным. А там церемониться не станут. Предупредили: на кону карьера. И не только Рукавицы.
Власовых он не винил. Они требовали правосудия. Жаждали мести. И у них были на то все основания. Были и возможности.
Положил трубку, тяжело затянулся. Какое-то время смотрел в окно.
Снег. Много снега.
«Что б тебя завалило…» — зло подумал Владимир Андреевич. Потушил только начатую сигарету и вышел за дверь.
Злость продолжала накапливаться и в бывшем кабинете Селивёрстовой. Только здесь детектив согласилась работать. Некогда родные стены и даже стол — тот же — помогали собраться, подпитывали злость. А та бурлила, кипела и выплёскивалась на бумагу. Листы заполнялись символами, знаками, цветами, словно полотно художника широкими мазками.
Александра израсходовала уже стопку, а идей, как вычислить маньяка по-прежнему не было.