Крылан
Шрифт:
Не такой уж он парень…
…Через много лет Арик нашел мальчишек на «Одноклассниках». Карапуз и Командир по жизни были офицерами. От них он узнал, что Драчун умер в тюрьме. Карапуз и Командир защищали родину от мусульманских фанатиков в Чечне.
Именно в те же годы Арик оставил свою родину и стал искать другую.
И никак не мог найти.
И почему-то потом всю жизнь оправдывал самого себя строчкой из песни Розенбаума: «…Где семья – там и дом, там Родина».
Эпизод второй. Отцовство
Был
Вот оно еще больше сморщилось и открыло во всю ширь ротик.
– Она кричит, она так звонко кричит! – заорал Арик наверх. Он услышал голос дочери сердцем. Через двойные стекла, берегущие тепло той палаты, в которой теперь обитала его семья, он, конечно, не услышал ничего. Но он слышал их сердцем, именно сердцем!
Кричит, да так звонко, как колокольчик! Сизое личико исчезло вдруг, и его место заняло красное личико, такое серьезное, сосредоточенное, с надутыми щеками. Это сын. Он сопит и помалкивает. Слышу, слышу! Красное личико тоже вскоре исчезло, и окно вдруг разверзлось глазами – Ее глазами.
– Я так счастлива, Арь! – беззвучно произнесли Ее губы.
Мембраны стекол тогда вздрогнули, загудели и брызнули в небеса хрустальным звоном: «Я так счастлива, Арь!»
Слова эти зашевелили бордовые кисти на голых ветвях рябины, подняли вдруг поземку, заискрились морозными бликами, хлестнули по лицу свежим ветром. Арик взмахнул руками и упал, хохоча, на спину. Он вытер тающий снег с лица и прошептал:
– Спа-си-бо!
Он еще долго крутился под окнами роддома, не замечая других мужчин, кричащих что-то в закрытые окна, пишущих что-то на листках большими кривыми буквами, смеющихся, пьющих водку из горла, добродушно матерящихся, курящих. Но вот он замерз. Поняв, что сегодня, наверное, уже не удастся еще раз увидеть свою семью, он отправился восвояси. Наверное, она спит, ведь она только вчера родила, и ей сейчас очень трудно, решил Арик, пересекая границу этого благословенного места и своего сумасшедшего города.
Он вступил на засыпанный песком и солью тротуар, вскочил на скользкую ступеньку троллейбуса, ухнул в пропасть метро, запер себя в заплеванном вонючем лифте, поднялся на свой этаж, открыл дверь и еле увернулся от горячего языка Шаха. Он позволил Сильвестру побегать по голове и пощипать себя за ухо, опустился на кухне на табурет и посмотрел на свое призрачное отражение в стекле кухонной двери.
– Дорогуша-дай-покушать! – как обычно, недовольным голосом заверещал Сильвестр и побежал дугой по кухонному столу, уворачиваясь от Шаха, который, положив свою огромную голову на стол, попытался на радостях вылизать этого несносного попугая.
От всей этой возни Арик вдруг будто проснулся, он вновь увидел себя в стекле – улыбающегося, с огромными грустно-веселыми глазами, с кудрявой бородой.
– Ну что, папаша, доволен? – спросил он свое отражение и стал расстегивать куртку.
Неожиданно резко и требовательно зазвонил телефон. Арик поднял левой рукой трубку, правой стягивая с себя шарф.
Звонили родители из Израиля. Он сам позвонил им ночью и сообщил, что у них родились внуки, сразу двое. Теперь они ждали очередных новостей из роддома, волновались.
– Да, уже видел их, такие классные! – сказал Арик и почувствовал вдруг, что кто-то смотрит на него из окна! Он будто увидел кого-то боковым зрением – справа, прямо в оконном проеме.
Продолжая говорить с матерью, он как можно более непринужденно повернулся, и ему показалось, что в темноте кто-то отпрянул от стекла. Там, снаружи, на высоте четвертого этажа! Он подошел ближе, перекидывая телефонный шнур через сахарницу на столе, и прислонился лбом к ледяному стеклу.
– …Спасибо, мамуля, пока ничего не надо. Когда будут выписывать, я еще раз позвоню. Да, сам…
Он засмотрелся в темноту быстро навалившихся сумерек и совершенно четко увидел напротив в ветвях гигантского старого тополя огромную черную птицу, висевшую почему-то вверх ногами. Но птицы так не висят! И это не похоже на птицу.
– Пока, пока, спасибо, спасибо… – уже машинально договаривал он.
Все его внимание притягивало теперь это Нечто. Он увидел, что Нечто зашевелилось, будто устраиваясь поудобнее, заворачиваясь, как в плащ, в огромные и совсем не похожие на птичьи крылья.
Арик положил телефонную трубку, на почему-то вдруг ставших ватными ногах отправился в прихожую, выключил на кухне свет и вернулся к окну. Теперь из темноты на него смотрели человеческие глаза. Арик не увидел их, но он их почувствовал.
– Иди сюда… – непослушными губами произнес Арик. Он услышал, как поднялся Шах в коридоре, подумал, наверное, что хозяин зовет его. Подошел, лизнул холодную потную руку. Собрался было уйти, но на дереве в это время произошло движение – развернулись огромные крылья, существо перевернулось, поползло по ветвям, приближаясь, ловко, как обезьяна, перемещаясь с ветки на ветку.
Арик отпрянул от окна, не смея, однако, сбежать.
Неожиданно существо сорвалось с ветвей и прыгнуло прямо на стекло, мгновенно оказавшись на карнизе. Шах бросился к окну, опрокинул горшки с зеленым луком, расставленные по подоконнику, бешено залаял, обнажая огромные белые клыки, брызгая слюной, тычась носом в дрожащее стекло.
Существо не испугалось. Оно посмотрело на него внимательно, улыбнулось своей клыкастой мордой, но как-то совсем по-человечески —
снисходительно, но вполне дружелюбно, и вдруг опрокинулось, оттолкнувшись от оконной рамы, ухнуло куда-то в сторону, прогремев жестяным карнизом. Арик бросился вновь к окну, хотел было его открыть, но, споткнувшись о горшки и мечущегося Шаха, вспомнил вдруг, что Сильвестр не в клетке и окно открывать нельзя. Тем более что там, снаружи, зима.