Крылатая пантера

Врангель Данила Олегович

Упал в кресло и буркнул:

— Даю тебе три дня. Принесешь для контроля его сперму. На платье, во рту, в пакете, в дипломате, где только тебе будет удобно. И закончил:

— Учись у Моники Левински. Свободна.

Варфоломеевская политкорректность

— Вы кто, оператор независимой сети? Я не ошибаюсь? Мне не ясна ваша роль в подаче и съеме информации.

Почему происходит такая трансформация материала? Кто заказывает подобные изменения? Вы боитесь повторить судьбу Дугласа Рида? Так какого чёрта вы на этом месте?

— Шеф, я не боюсь того, о чем вы говорите. Трансформация материала происходит только в рамках редактирования. Съём информации латентен для контроля и поэтому приходится, в некоторой степени, доверять источникам.

— Говорите, латентен? Так поэтому у вас в отчетах постоянное враньё?

— Некоторые гиперболы допускаются, не стану спорить, но вранья… Вранья нет.

Худощавый, жилистый брюнет встал и прошелся вдоль длинного стола. Повернулся к стоящему возле стены оператору. Спросил:

— Сколько вы получаете на данный момент?

Собеседник поправил очки и ответил:

— Оплата многоуровневая, зависящая от конъюнктурного момента времени; при отсутствии инфляционного спада, определяющим значением расчета с работниками является индивидуальный подход и дифференцированное соотношение…

— Сколько ты получил за последнюю неделю?

Очкарик вытер выступивший пот. Ответил:

— Триста пятьдесят пять тысяч рублей.

Брюнет замер, как собака в охотничьей стойке.

— Это столько ты получил за своё руководство тотальным враньём? Кто увеличил зарплату?

— Ваш заместитель по внутренним финансам.

— Все в сговоре! Круговая порука! Я чувствовал, что за время моего отсутствия будет происходить нечто подобное, но чтобы до такой степени! — Упал в кресло и пробурчал: — Заместитель уволен час назад. Как тебе, оператор, эта новость? Он был, верно, твоим другом?

— Шеф, он не был мне другом. У меня вообще друзей нет. У меня только работа, работа и работа!

— Какая работа? Где работа? Вот эти бирюльки, в которые вы все играете в моё отсутствие? — Он помахал распечаткой с текстом. Продолжил зловещим тоном, глядя в упор на подчиненного: — Никакой политкорректности больше не будет. Ты меня понял? — Оператор кивнул. — Никаких темнокожих, а НЕГРЫ! Как их называют при разговоре? Негры? Так, черт его дери, и надо писать про негров, что они негры, а не снегурочки. Про педерастов нужно писать, что они ПИДОРАСЫ! Даже не педерасты, и не заискивающее – лица нетрадиционной ориентации. Ох… Ох… Ориентирование выдумал какой–то политкорректор, типа тебя. Пидорасы трахающие друг–друга в рот и зад. А? Не понял? Или понял?

— Шеф, понял.

—

Да ничерта ты не понял! Мы издательство мирового уровня! Мы достигли значительных успехов во всём информационном мире! Но это не конец взлёта, а его начало. И корректировка мысли будет полностью уничтожена. Деньги на судебные иски лежат на счетах. Большие деньги! И мне нужно, чтобы чурку ты называл чуркой, а не лицом кавказской или иной национальности. Мне нужно, чтобы про депутатов Госдумы ты писал не то, как они делают законы, — они их не делают! И ты это знаешь, — а то, как они занимаются любовью друг с другом в туалетах во время заседания сессии. А? Не так?

— Так, шеф.

— Я знаю без тебя, что так. Мне нужно, чтобы ты, говоря о президенте, не улыбался слащаво, как тот же пидорас, сквозь страницы своего убогого текста, а сказал правду, как президент прикрывает гандонов, типа рыжих и обрезанных. А? Опять непонятно?

— Понятно, шеф.

— Возможно, до тебя доходит. До заместителя не дошло. И!!! Никаких заказов со стороны! Я вижу всё сквозь порталы! Меня невозможно провести! Скажи мне, кто с тобой разговаривал сегодня по телефону из теплого, уютного, мирного и безопасного города Иерусалима? Что за левитская харя хотела купить у оператора его оперирование?

— Шеф, я…

— Не надо ля–ля! Протоколы уходят в прошлое! Ты понял меня? Вольные каменщики давно девальвированы и продались таким же пидорам, как они сами. Усёк? Нет, ты понял, о чем я тебе толкую?

— По–моему, да, шеф.

— И Сеть отныне совершенно независима, а всё потому, что нефть сильно подорожала. Доступно?

— Не совсем, шеф…

Брюнет тихо повторил, умерив тон, но добавив стали.

— Позже поймёшь, оператор. И отныне называй в текстах ****ей — ****ями, а не женщинами лёгкого поведения. Гандонов — гандонами, а не сотрудниками с тяжелым характером. Сучек — сучками, а не сторонницами феминизма и лесбоса. Про негров, чурок и прочих обрезанных ты уже понял. Тебе, может, составить словарь?

— Нет, шеф, не нужно. Я знаю разговорную терминологию.

— Хорошо, я тебе верю и оставляю на работе. Испытательный срок — неделя. А теперь — оперируй! Всё в твоих руках!

И вышел из кабинета.

Карнавал терпкой молодости бессмертия

Терпкая молодость зелени травы пробивалась сквозь щели бетонных плит аэродрома, укрытого аурой датчиков слежения и непроницаемостью густого леса, в котором располагалась взлетная полоса.

В траве прогуливались мыши, пользуясь предрассветной тишиной и своим распорядком мышиного царства, живущего минимализмом сокрытия.

Самолеты стояли в капонирах как спящие пружины, поблескивая матовостью композитных крыльев и сжатые скрытой энергией упакованных молекул.