Крылатая смерть (сборник)
Шрифт:
— Да, — отозвался он, — это факел призрака на кургане. За всю жизнь не припомню ночи, когда его не было бы видно. Ни одна живая душа во всем Бингере не отважится пойти на этот огонек. Скверная у него репутация, и сомневаюсь, чтобы кто-нибудь обвинил вас в трусости, если вы оставите все как есть. Располагайтесь с удобствами в моем доме и занимайтесь другими индейскими легендами. Клянусь небесами, у нас их хватит, чтобы занять вас на целое десятилетие!
II
Однако я был не в том настроении, чтобы принять его совет; и хотя Комптоны предоставили мне лучшую комнату, я до самого утра не сомкнул глаз, ворочаясь и дожидаясь рассвета, когда можно будет хорошенько рассмотреть курганный
Вдалеке, у самого горизонта, возвышался одинокий курган, поражавший взгляд правильностью геометрической формы. Отвесная стена, футов в сорок высотой, протянулась на добрую сотню ярдов с севера на юг. С востока на запад, утверждал Комптон, курган еще шире и очертаниями напоминает удлиненный эллипс. Его слова не нуждались в подтверждении; ведь мой хозяин несколько раз посещал запретное место и благополучно возвращался обратно. Рассматривая рельефно выступающую на фоне ярко-голубого неба вершину, я пытался определить впадины и выпуклости, необходимые для подъема, когда неожиданно заметил какое-то движение. С бьющимся сердцем я выхватил из рук Комптона предложенный полевой бинокль и торопливо настроил фокус. Окуляры выхватили кусты на противоположном конце плато, переплетение веток… затем странная тень появилась сбоку.
Фигура, бесспорно, принадлежала человеческому существу, и я сразу же догадался, что передо мной «дневной» призрак. Неудивительно, что все наблюдавшие принимали его за индейца: темные волосы, сзади заплетенные в косу, причудливо оттеняли орлиный нос и скулы на бронзовом от загара, покрытом шрамами лице. Лишь опытный этнограф мог бы определить, что это не загадочный представитель какого-то затерянного индейского племени, а существо совершенно иной расы и культуры. Современные индейцы принадлежат к брахицефальному, или круглоголовому, типу, и до сих пор на всем североамериканском континенте не обнаружено останков долихоцефальных, или удлиненных, черепов, за исключением, быть может, местности возле селения Пуэбло, где возраст культурного слоя превосходит два с половиной тысячелетия. Однако у стража кургана голова имела столь явно выраженный овал, что не заметить этого я не мог даже со столь значительного расстояния. Узор и вид одежды не совпадал ни с одним из образцов, известных в ремеслах юго-западных индейцев. На груди и плечах поблескивали металлические пряжки или пластины; сбоку висел короткий меч в кожаных ножнах — все предметы были поразительно чужеродной формы.
Несколько минут я наблюдал в бинокль, как он расхаживает взад и вперед по вершине, стараясь запомнить его походку и необычную посадку головы. Странно, у меня сложилось впечатление, что этот человек, кем бы он ни был, не был потомком дикарей. Его наружность представляла собой продукт цивилизации, хотя какой именно, я мог только догадываться. Наконец он скрылся за дальним краем плато, словно спустившись по противоположному, склону. Я опустил бинокль со смешанными чувствами.
В ответ на вопросительный взгляд Комптона я только пожал плечами.
— Разглядели-таки? — он натянуто улыбнулся. — Сколько себя помню, этот молодец каждый божий день околачивается на вершине.
Полдень застал меня в индийской резервации за беседой с Серым Орлом, который, по чудесному совпадению, все еще был жив, хотя его возраст, по самым скромным расчетам, приближался к полутора столетиям. Суровый вождь обладал всеми чертами, присущими его сану, — бесстрашный, величественный. В свое время ему приходилось вести переговоры с беглыми преступниками, равно как и с бродячими торговцами, затянутыми в оленью кожу и отлично вооруженными; он разговаривал с французскими офицерами, одетыми в защитного цвета бриджи, и с офицерами конфедерации в строгих треуголках. Я был польщен, обнаружив, что, несмотря на мою столь отличную наружность, он все же проникся ко мне симпатией. Его расположение, впрочем, немедленно превратилось в помеху, как только он узнал о цели моего визита; он всячески убеждал меня отказаться от раскопок холма.
— Не нужно тревожить курган. Недоброе дело. Кто копал, никто не вернулся. Не нужно копать, ничего не будет. Мои предки, мои сыновья видят, как он ходит.
Женщина без головы ходит там по ночам. Их воины вышли из заката солнца и большой реки; они пришли раньше, чем бледнолицые; раньше, чем родился Серый Орел. Гораздо раньше. Никто из нас не приближается к холмам и пещерам в каньонах. Когда-то Древние не скрывались, селились рядом, строили города. Они принесли с собой много золота. Потом пришла Большая Вода. Все изменилось. Они спрятались под землей, замуровали выходы. Они не умерли, не состарились, как Серый Орел, лицо которого избороздили каньоны, а голову побелило снегом. Они все такие же — словно воздух. Полулюди-полутуман. Видеть их плохо. Иногда по ночам их призраки выходят на поверхность верхом на рогатых животных и сражаются там, где когда-то были сражения. Не подходи к ним, их вид не приносит удачи. Не нужно тревожить их.
Это было все, чего я добился от старого вождя. Остальные обитатели резервации просто молчали, не отвечая на мои расспросы. Но если меня волновало будущее путешествие к кургану, то Серый Орел, казалось, приходил в трепет при мысли, что я вторгнусь в запретное место. После церемониального прощания, когда я собирался покинуть резервацию, он задержал меня и снова пытался убедить отказаться от раскопок. Увидев, что это невозможно, он извлек из кожаной сумки, которую носил на поясе, какой-то предмет и протянул мне. Это оказался затертый, но не утративший рельефа металлический диск примерно двух дюймов в диаметре, с непонятными изображениями и отверстиями, подвешенный на грубом сыромятном шнурке.
— Ты не откажешься от того, что задумал, однако Серый Орел желает добра тебе! Этот талисман я получил еще от отца, а он — от деда, и тот говорил, что когда-то им владел сам Тирава, Отец Людей. Отец предупреждал меня: "Никогда не приближайся к Древним, обходи низкие холмы и каньоны с пещерами. Если они застигнут тебя, покажи им талисман. Они знают, потому что сами ковали его много лун назад. Они увидят и не тронут тебя. Но нельзя прочесть их мысли. Они очень свирепые и злые. Встреча с ними не принесет добра".
Произнося свою короткую речь, Серый Орел повесил шнурок мне на шею, и я с любопытством взглянул на металлический диск. Чем больше я смотрел на него, тем больше он изумлял меня своей необычностью. Темный, испещренный линиями металл был тяжел и странно зеркален. Если это был сплав, определить его было невозможно. На одной из сторон, как я успел заметить, была изображена свернувшаяся спиралью змея, на обратной — похожее одновременно на краба и на спрута безобразное чудовище. По окружности проступали полустертые иероглифы, вид которых не смог идентифицировать никто из моих друзей-археологов. Позднее, с разрешения Серого Орла, я показывал диск разным специалистам, но их заключения нисколько не способствовали разрешению загадки. Металл не поддавался лабораторному анализу и классификации; на кафедре химии Висконсинского университета его назвали амальгамой какого-то неизвестного элемента с супертяжелым атомным весом, тогда как кто-то из геологов предположил, что вещество чисто метеоритного происхождения. Не могу сказать, действительно ли я обязан своим рассудком и жизнью этому талисману, хотя Серый Орел твердо в этом убежден. Он получил свое сокровище обратно, и порой у меня возникает мысль, не в нем ли заключается причина его удивительного долголетия.