Крылатые качели
Шрифт:
Дэв громко заглотил последний кусок и кинулся, нервно дергая правой рукой, в прихожую. Сдернул и развернул изнанкой наружу зеленое пальто Недоумовой и застыл, готовый надеть его жене, как только она встанет. Федор заметил, что Пелагея стесняется своего дикого отца и неумело скрывает презрение. Она была всего лишь юная красивая девушка со странными родителями, что ей было делать? Федор почувствовал ее неловкость и приобнял. Она в ответ погладила его по спине.
– У всех мужья как мужья, а мой идиот! – хихикала Недоумова, вставая с пуфа. – Дэв, подай же мне пальто…
– Хватит
Ушам Федора, привыкшим в этом доме к изысканным речам преподавателей консерваторий, ученых-физиков и профессоров филологии, стало больно, как стеклу, наверное, бывает больно, когда его царапают граблями.
31
– Матвей, а в две тысячи седьмом вы таки опять собираетесь стать депутатом? – спросила Недоумова.
– За что вы меня не любите? – с саркастической улыбкой переспросил отец, поправляя на стене квартальный календарь с городами мира, задетый спиной. – Баллотироваться я, может, и собираюсь, но вот пройду ли, зависит от вас.
– От нас? Ха-ха! – Недоумова направила лучистый взгляд на мужа. – От нас ничего не зависит! Все давно поделено наверху! Запомните, Матвей, и скажите президенту, что, если так будет продолжаться, мы начнем погромы! Дачи из соснового бруса, камины из мрамора. Все ворованное у народа мы заберем и разделим поровну. Мы устроим революцию и вернем Союз.
«Перепутала кирпич с мрамором, – размышлял Федор, с улыбкой глядя в непроницаемое лицо отца. – Да эта женщина убедит себя в чем угодно».
– Напишите мне, что вас не устраивает, – сказал отец. – Или приходите, я сам запишу с ваших слов и все передам лично президенту.
– Бессмысленная трата времени.
– Странный вы человек, Эрида Марковна, – сказал отец. – Я, депутат Думы, готов выслушать вас. Я могу объяснить вам свою позицию, вы можете возразить, мы поговорим, придумаем решение и придем к президенту. Ну, не сразу, конечно, но такую встречу я вам гарантирую. А так… я даже не понимаю, за что вы хотите устроить погромы.
Недоумова фыркнула и повернулась удивленно к мужу. Дэв все еще держал в своих руках ее пальто. Медузов, как и многие подкаблучники, себя таковым не считал и на людях бравировал суперменством. «Хочу – вылезу из-под кровати, хочу – нет», – смеялся над ним Федор. Как бы раздумывая, надевать жене пальто или нет, он надолго засунул мизинец куда-то к дальнему зубу, оттянув вбок толстую красную губу и смотрел задумчиво на себя в зеркало. «Есть же какая-то причина, что он такой диковатый? – подумалось Федору. – Кто же ты такой, Дэв Медузов?»
Наконец зеленое пальто было надето, Пелагея вышла в прихожую, Дэв в кожаной затертой куртке уже встал в дверях, возвышаясь над всеми. Эрида Марковна поправляла волосы, глядя на себя в зеркало.
Крутясь перед овальным зеркалом, она наконец натянула на голову черную ретро-шляпу в виде колокольчика с розочкой на тесемке. В шляпе она была похожа на актрис немого кино с темными мешками под глазами. Недоумова расправила выбившиеся желтые колечки волос. Отошла назад, рассматривая себя с разных сторон, и вдруг, заморгав широко раскрытыми глазами, театральным жестом правой руки сдвинула шляпу налево.
– А кем вы работаете, Дэв? – спросил отец как будто невзначай.
Матвей Ребров обманчиво несерьезно рассматривал свои тапочки с медвежьими ушками. Все замерли и устремили взгляд на огромного Дэва. Тот черной кепкой уперся в верхний косяк двери и растерянно скосил глаза на шляпу своей супруги.
– Он сын депутата! – ответила Эрида Марковна, растягивая слова. Мама Федора с упреком поглядела на отца и ушла на кухню. – Ну, до свиданья! – сказала Недоумова, но отец продолжил.
– Я знаю историю Дэва, – сказал он, взглянув ярко-синими глазами на Эриду Марковну и обнаружив, наконец, что знает больше, чем говорит. – Дэв, я вас спрашиваю, кем вы работаете?
– Да какая вам разница? – вновь вместо мужа ответила Недоумова, расширяя в раздражении глаза. – Молодые сами прекрасно разберутся, как им жить.
Дэв раскачивался на одном месте, глубоко вздыхал и ненормально молчал, опуская глаза, как только встречался со взглядом Реброва-старшего.
– Не будет ли любезен Дэв…
– Мы окончили МГИМО! – Недоумова театрально вытащила огромный носовой платок из кармана и громко высморкалась. – Мы отдали жизнь «Газпрому»!
Федор уже стоял у железного столбика деревянной лестницы, ведущей на второй этаж, и никак не мог взять в толк, почему Дэв не отвечает прямо на вопрос.
– Работает Дэв… Работает! – сказала Недоумова недовольно. – В нефтяной сфере он работает. Теперь вы от нас отстанете?
Федор с успокоением дождался признания Недоумовой и взглянул на отца. Как Федор ни размышлял, он умом не мог понять, почему нельзя было сразу ответить на вопрос. Ему стало жаль трясущуюся, громко сморкающуюся Эриду Марковну, и одновременно Федор гордился тем, что отец добился от них ответа. Ребров решил взять на вооружение эту кажущуюся несерьезность, этот холодный взгляд, эту воинственную вежливость отца. Но, взглянув на него, он испуганно открыл рот. Отец ничуть не выглядел удовлетворенным, а напротив, хмурился, двигая сжатыми губами. Пелагея тоже испуганно смотрела на отца Федора. Все испуганно смотрели на него.
– Эрида Марковна, вы знаете, кто я. Поймите и вы мое желание узнать, кто вы, – твердым, но вежливым тоном сказал старший Ребров, не отпуская взгляда синих выпуклых глаз с Недоумовой. – Давайте сразу внесем полную ясность, как и полагается джентльменам. Еще раз позвольте задать вопрос: «Кем работает ваш муж?» В моем понимании «нефтяная сфера» – это не ответ на вопрос, уж простите меня. – Отец, как и Недоумова, говорил теперь о Дэве в третьем лице, словно его не было рядом. – Думаю, я сам виноват, что поставил вопрос некорректно, приношу свои извинения. Поясню. Мне интересно, на какой должности работает Дэв? Как называется компания? Я бы хотел получить ясные, точные ответы, если вы, конечно, не возражаете.