Крылатый Ян
Шрифт:
В целом вечерняя тренировка Яну понравилась. У него получилось поднять на крыльях минимум два своих веса, а может и с лишком. Крылья крепчали и слушались его. Мальчик провел правой рукой по краю левого крыла, довольный собой. Инцидент с Филькой, конечно, был неприятностью, грозящей домашним наказанием. Но, поразмыслив, Ян успокоил себя, что это небольшое препятствие на пути к его цели.
В таком усталом и спокойном состоянии он пришел позже домой и лег спать.
Разбудила его резкая боль в спине у основания крыльев. Ян открыл глаза в испуге и тут же почувствовал, как не него сверху навалилась тяжелая темнота. Он не мог пошевелиться, вырваться, от чего еще больше запаниковал и закричал:
– Пусти!
– Лежи смирно, а то резану лишнего! – отозвался сверху отец. Ян за секунду понял, что происходит и, вдавленный в тонкую подстилку на лавке, закричал еще громче:
– Не руби! Оставь мои крылья!
– Нечего! Разбойничать начал уже! Соседей стращать! Будешь как все! Все горбатые и тебе таким жить!
Острая боль, вонзившаяся в тело и с ней громкий треск ломающихся хрящей ошеломили мальчика. Он зарыдал, бесцельно махая кулаками по воздуху и закусывая подушку.
Отец отпрянул от него, держа в одной руке пилу, а в другой окровавленные растрепанные крылья. Ян поднял взгляд на отца. В свете одной свечи, дрожащей тусклым пламенем посреди стола, мальчик увидел отца, а за ним у противоположной стены мать с плотно сжатыми губами и вздернутым подбородком. Глаза ее торжествующе блестели.
– Давай, замотай ему рану, чтоб не марал постель, – махнул пилой Казимир в сторону сына, обратившись к жене.
Она отлипла от стены и пошла за тряпками.
– За что?! Чем вам крылья мои помешали? Ты же убил меня! Мечту мою убил! – Ян привстал на постели, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. Голова кружилась от боли и ужаса.
– Надо быть как все. Тогда все хорошо будет, – ответил отец, вытирая пилу и складывая обрезанные крылья в грязный мешок из-под картошки, – Все равны должны быть.
– Я бы уехал… – простонал Ян, заваливаясь на бок, не в силах сидеть. Кровь, текшая из раны по спине, уже намочила штаны.
Мать наконец подошла с тазом воды и тряпками.
– Хэ-х, пока бы ты уехал, наделал бы тут делов. С нами и так полдеревни перестали общаться, как крылья твои прорезались. Ишь, голубая кровь завелась! – Казимир сплюнул на пол и вышел из избы. Ян впал в беспамятство.
Утром он не хотел открывать глаза и снова попадать в кошмар. Он лежал на животе, но все равно чувствовал, как ноет рана на спине. Слезы опять подкатили к горлу. Все его мечты были обрезаны острой пилой. Куда теперь ему деваться? К чему стремиться?
Деревенские жили, как жилось. Все их существование было посвящено добыче пищи и борьбе с природой за выживание. Ни о чем его сверстники не мечтали, никуда не стремились. Когда дядя Радмир был жив и учил детей грамоте, всегда после уроков сетовал, что желания учиться ни у кого нет. Учат буквы и слова, потому что родители велели. А своего интереса нет. Да и взрослые читали только книги по хозяйству, несмотря на обширный ассортимент старой библиотеки, собранной еще во времена, когда среднекрылые и стремительные летуны жили в соседях с горбатыми. Сказки, мифы, стихи, романы, научные труды по физике, алхимии, математике – ничего не интересовало горбатых. Ян же был не такой. У него – он горько вздохнул, – были крылья и был интерес к жизни, к наукам, к миру за пределами деревни. Ян подумал о родителях – чужих людях, которые никогда не понимали и не принимали его, не радовались вместе с ним.
Мальчик прислушался. За окном по редким крикам пастухов, гнавших медленных слизнепузых коз на пастбища, он понял, что давно рассвело. Его не стали будить. Впервые в жизни пожалели. В избе было тихо. Значит, родители на работах. Ян медленно открыл глаза и приподнялся на локтях, упершись в подушку. Несколько минут он думал, потом полностью слез с кровати. Одел рубашку, которая открывала все лопатки и завязывалась запахом спереди – мать сшила ему несколько рубашек по образцу моды среднекрылых. Дядя, еще живой, принес ей лекала, отыскав книгу по шитью, когда крылышки стали мешать надевать обычную одежду. Только теперь Ян одел ее задом наперед, чтобы защитить еще одном слоем ткани рану. Он запахнул рубашку посильнее на груди и надежно перевязал пояс. Нагнулся под лавку, служившую ему постелью, достал осенние ботинки, хотя был июль и все в деревне от мала до велика ходили босиком, и сверток из черного бархата – сокровище, подаренное купцом, очки стремительного летуна.
На кухне он взял небольшой ножик, которым мать обычно чистила овощи, и ломоть хлеба. Отсыпал в платок горсть соли. Дальше мальчик прошел в сарай, где отец хранил инструменты. Здесь Ян взял кресало, леску и крючок для ловли рыбы.
Все добро Ян завернул в две простыни, завязал узелком и вышел из дома. По дороге в библиотеку он встретил мать Фильки – толстую красномордую тетку. Ян поздоровался, опустил глаза и поспешил пройти мимо.
– Что? Обкромсали тебя родители? – громко провизжала соседка, – И правильно! Нечего людей гонять! Сыночка моего зашугал, изверг! Он, бедный, до ночи истерил, пришлось бабку Глафиру звать с успокоительным отваром. А он, родненький, двух слов связать не мог. Кое-как поняли, что это твои, уродец, проказы! Я сразу к Мариушке побежала! Нельзя тебе спуску давать, каракатица!
Ян не останавливался, и не обернулся. Тетка разорялась громко, так что стекла в окнах домов звенели от ее визга. Он зашел в библиотеку, закрыл за собой дверь на засов, чтобы никто ему не помешал. «Энциклопедия путешественника по землям Королевства поднебесных птах» – старинное и очень ценное издание – нашлась не сразу, дядя видимо ее переставил, когда они в последний раз изучали ее. «Правки к законам лета 1189 года с начала времен» были на той же полке, где видел Ян книгу при жизни Радмира. Никто за три года ее не читал. Он бережно взял том, пролистал несколько страниц. Родной почерк, наклон и очертания букв напомнили Яну дядюшку и тот вечер, когда книга была закончена. Ян закрыл рукопись, тяжело вздохнул и слез с лестницы на пол. Книги он положил к остальным вещам в узелок. Посидел немного перед дорогой. И пошел, сгорбившись и пряча глаза в землю, чтобы не привлекать внимание встречных.
Глава 5. Один в лесу, один в пути – друзей встречай, друзей ищи.
Дорога начиналась с дикого поля и была еле различимой. Высокая жесткая трава, пожелтевшая от июльского жаркого солнца, поросла между двумя колеями от когда-то проезжавших телег. Попадались и колючие кусты с дикой горькой ягодой, и чахлые деревца с тонкими ветками. Никто здесь не ходил и не проезжал после купцов, на восток, где была ближайшая деревня. Дядя рассказывал, что в соседском поселении, до которого целую неделю езды, а пешком и того дольше, установилась строгая вера с чудными законами. Одним из законов было неприятие инаковерцев.
В деревне Яна – Глухомани – богов не придумывали, хорошо знали природу, окружающую с четырех сторон, а что было непонятно – называли общим словом «силы». Были «силы небесные», насылающие ненастье, дождь и град; «земные силы» – нашествие жуков на посевы или появление дикого животного рядом с жилищем человека; и «силы предков», которые иногда забирали человека в самом расцвете сил, а иногда, наоборот, казалось бы, безнадежно больного, оживляли. Просто и понятно.
В Дальнем Рубежье верили в бога – существо, схожее с человеком касты стремительных летунов, с большими белоснежными крыльями, в светлой тунике до пят, и самого излучающего свет ярче солнечного. По верованию, якобы все люди – это творения бога, а значит, его законы – истина, которую нельзя подвергать сомнению. Все, кто не верят в бога – отступники и грешники, и гореть им в аду.