Крылья напрокат

Смиренный романтик? Ироничный? Да, скорее всего. Смиренный, потому что ему «Богу диктовать не по плечу», а ироничный, потому что крылья выданы «на два круга напрокат». Не ради каламбура я добавил бы: на два спасательных круга.

Так начинается этот полёт – со вдоха и взмаха крыла – и длится, длится на протяжении книги.

И мне по душе, что начинается он с детства, с высматривания в небе голубей, «от солнца заслонив глаза рукою», с упоминания Оле Лукойе, сочинителя снов, приходящего к детям с двумя зонтиками… – кто же не помнит сказок Андерсена? Они запоминаются навсегда. Возможно, потому, что в них много печали, которая отзывается в человеке позже, а в детстве туманно волнует и залегает где-то в глубине души.

Полёт не может прерваться точкой, и потому ни одна вещь книги не заканчивается знаком препинания под названием «точка» – не заканчивается «препинанием»,

то есть остановкой, которой здесь быть не может, и когда следующее стихотворение подхватывает то самое «Лукойе-вступление»: «Горячее молоко, сода и мягкий мёд, / масло плывёт, как желток, островком…» – я сразу вспоминаю, что Оле Лукойе навевал детям сны с помощью снотворного сладкого молока. А читая «там за окном зима» или «тянется Новый год», я неизбежно вижу не только радость ожидания или выздоровления, но и «девочку со спичками»… И что с того, что сказка Андерсена про девочку – с заскорузло-взрослой точки зрения – сентиментальна до неприличия, если она незабываема?

Между тем перетекание одного стихотворения в другое, подсказывающее, что это единое высказывание, что это, по сути, поэма, не делает высказывание бесформенным. Это книга, а не сборник стихов, и это Книга в той мере, в какой автор способен подняться до недосягаемого уровня. Книга, подобно собору, предполагает строгую архитектуру, когда музыка возникает из постоянной переклички отдельных элементов строения, когда есть ритм и рифма, и не важно, в чём они нашли своё воплощение – в камне, в музыке или в слове.

Каждая главка здесь названа строкой, встречающейся в одном из стихотворений этой главки, являясь словно бы его предвестием или – пусть это звучит несколько абсурдно – опережающим эхом строки, которая явится чуть позже. Количество главок – тринадцать. Счастливое число! Если читателю интересно, что такое гематрия, пусть заглянет в словарь. 13 – это и «единый», и «любовь» для соответствующих слов на иврите.

В начале книги есть такой мотив:

Брошу две монетки, сдвинется заслонка.Контролёр в фуражке песенку свистит.В очереди сзади кто-то плачет тонко,Номер на ладонях, дождик моросит.

Мне по душе, что прошлое время то и дело настигает настоящее, не прикладывая к этому никаких усилий, а настоящее видит прошлое, и видит перед собой, не оборачиваясь. И жизнь переплетена со смертью, как это бывает только при жизни, и – с особой силой – в событии творчества.

Да, в начале книги этот мотив, и – «номер на ладонях» (вероятно, в какой-то очереди – мало ли мы и наши родители выстояли очередей!), а ближе к концу книги этот «элемент строения», «номер», возникнет при упоминании судьбы погибших в ГУЛАГе, и это совсем другой номер, хотя и нет его в тексте, – он есть в нашей памяти, согласной если не с историей, то с памятью автора, которая воскрешает и то, что «по ту сторону жизни».

Там паровоз летит, не зная остановки,И только стук колёс вращается вдали,Где пуля из ствола игрушечной винтовкиНавылет разнесла полглобуса Земли.Там прошлое везут без права передачи.Гудок и чёрный дым с осколками угля,И мы поём с отцом, и проводница плачет.«Едем мы друзья в дальние края».

Дальние края есть по обе стороны: по эту сторону жизни и по ту.

У Оле Лукойе есть, как выясняется в последней сказке, рассказанной в воскресенье, брат, которого зовут тоже Оле Лукойе, но его второе имя – Смерть. Он приходит, чтобы закрыть глаза спящему и забрать его с собой. Может быть, в этой печальной истории есть надежда на тот день, когда она прозвучала – на воскресенье?

Во всяком случае, полёт в небеса, с которого начинается книга, заканчивается трагической историей прадеда автора и словами: «по дороге к Богу».

Круг замыкается. Но круг читателей этой книги… – да пребудет он разомкнутым для тех, кто любит поэзию!

Владимир Гандельсман Как будто я пишу не о себе,А вижу сон под зонтиком Лукойе,Где, наконец, гоняю голубей,От солнца заслонив глаза рукою.Как будто я уже всё пережил,Но кто-то за меня считался с Богом,А я ходил всё время по дорогамЗа чистой правдой и по лужам лжи.Теченью жизни счёт ведут в годах,А я пересекал их на пароме.Какой-то незнакомый постороннийРассказывал, что там, на берегах.Начало взлёта – вдох и взмах крыла.Меж временем и Богом, жизнью, мноюДрожала тонко связка, но жила.Не знаю до поры, какой ценою.Прошедшее менять я не хочу.А планы, эти клетки с облаками,Мне Богу диктовать не по плечу.Былое сшить цветными лоскутами,И в простоте не потерять лица,И пот не путать с божьею росой.И вдруг понять, у жизни нет конца,И улететь без крыльев по косой.Уйти за горизонт не на закат,И встречный, бывший, кажется, сосед,Как в детстве во дворе велосипед,Даст крылья на два круга напрокат Горячее молоко, сода и мягкий мёд,масло плывёт, как желток, островком.Этот рецепт со мною живётвпитанный с маминым молоком.Если простуда, гланды, можно лежать-читать,в школу ходить не надо, туда-обратно.Но одеяло к печным изразцам прижать,чтобы теплом накрыть меня старым ватным.Там за окном зима, тьма на несколько дней,простуда пройдёт сама, или уйдёт за нейи отпадёт листком: веточка, календарь?Это потом dot.com, адрес простой – январь.Тянется новый год резаный на куски,счастие принесёт, или крошки с руки.Длинно журавль кричит, кличет синицу в руке.Жёлтенький островокплавает вдалеке Чтоб остановить мгновенье, я записывална бумажке время и числов новогодний вечер, думал числамиприкрепить к судьбе. Но, как весло,обтекла вода, загрёб, и каплямиутекли и время и клочки.Всё делила жизнь, как лисы с цаплями,хоть не разжимал я кулачки.Но загадывай и не загадывай,знать не стоит долю наперёд.Прошлое, как в память ни заглядывай,всё равно никто не разберёт.Перемены в жизни переменами,только, как ты их ни называй,хоть победами, а хоть изменами,всё равно храни как урожай.И не трудно разобраться с числами,Разбросай колоду-календарь,выбирай любую дату чистую,на бумажку запиши, как встарь В тесных улочках памятиВсе давно познакомились,Ходят в гости заранееЧерез годы и смерть.Мамы с папой, танцующих,Чтоб надолго запомнились,Сделал снимок «Любителем»,Проявить бы суметь.Мы равняемся возрастом,Им всё легче вальсировать,Иногда мне доносится,Мама песни поёт.Это память замешкаласьРядом с нашей квартироюИ по памяти старойГолоса узнаёт