За молоком с утра пораньшенам выйти очередь занять,нам с братом, я на девять старшеи мне решать.Наискосок вдоль магазинав любую пору поутру,как лента старая резины,соседи наши по двору.О чём-то их негромкий говор:«Я здесь стоял!», «Я отойду».Дверь отжимала шайбой-гровервсю эту тёмную гряду.Тогда о денежной реформе,про эти кровные своисудачили. Я в школьной формес ремнём. И по краям струидве складки черпаком литровымнам изливались с молоком.Я рубль давал за это новый,сжимая сдачу кулаком.«Неси, слабак!» – послал я брата,и он свой тяжкий крест взвалил.Не в рост. Силёнок маловато.Перекосило.
Уронил.Он виноват, а я невинен.Его уж нет, не помнит он.А мне и завтра будет виденмой брат и выпавший бидон
«Я бежал молодым под ливнем…»
Я бежал молодым под ливнем,Сняв рубашку и мокрый до клеток.Время было самым счастливым,Это давнее новое лето.Мне четырнадцать или пятнадцать.Шёл троллейбус. Взгляд женщины взрослой,Взгляд, как будто игра в пятнашки.Стой! Ты пойман – десант на остров,На котором ещё я не был,Но увидел в глазах так остро,Как вблизи грозовое небо.Этот проблеск из ближней далиСквозь залитое ливнем стеклоСразу в прошлое закатали,Чтоб полгорода не сожгло
«Метку поставить на время любое, как вешку над снегом…»
Метку поставить на время любое, как вешку над снегом,столб верстовой, он для всех, но я знаком отмечу своим.Можно часами считать, можно лунами или пробегоми позабыть календарь, и конец и начало, как дым.Жизнь – это ветер, швыряющий листья неизданной книги.Сдуло, и больше не вижу себя никогда малышом.Главы о брате: учёба средь сумрачной солнечной Риги,умер в Америке, строчки о Львове карандашом.Мамина шляпка лежит в непогожую долгую среду,рядом расчёска, перчатки, ключи, кошелёк и помада,список, что надо на рынке купить на неделю к обеду,снова суббота, но сдуло страницу июльского сада.Влево склонён мамин почерк, и что на листке, я запомнил,но всё тянусь разглядеть неизвестный покуда ответ.Не увидать, что подписано в свет, что рукою заполнил,Будто охотник, зачем-то берущий свой сбившийся след
«Закрываю глаза, нет ни севера, ни востока…»
Закрываю глаза, нет ни севера, ни востока.Лягу навзничь, высот и глубин не сравнить, не узнать.Только слышу порывы родного в груди кровотока,И летает разведчица жизнь, чтоб меня отыскать.А запомнится толстыи ковровыи рисунок закатаИ ковер на софе, слово новое, мебель стара.Все мы к ходу событии прибиты, как буквы плаката,Ну и флаги, их дворник на праздник развесил с утра.Календарные даты – каморки, хранящие утварьИ касания к неи, память трещин, эмалевыи скол.В прошлых днях и без нас каждыи день начинается утро,И семья, «С добрым утром!» включив, все садится за стол.Краснои мискои, которую мама из дома до ЛьвоваДовезла сквозь Ташкент, Балашов от начала воины,Как ключом я открою те годы, в которые сноваЯ вернусь, чтобы все записать на запасные сны.Это время листком, незаполненным прошлым, маячит,По нему не отыщешь ни место, ни запах, ни звук.Я тогда был младенцем, для памяти пуст и прозрачен.И беспамятством этим когда-то замкнется мои круг
«Приснился сон – действительности эхо…»
Приснился сон – действительности эхо.Вернул минуты, звуки, жесты, даты,Свет, запахи, чтоб обменять с успехомСей час на позабытое когда-то.Там очередь стоит из третьих лишнихЗа правом стать вторыми при обмене,И давний таймер зазвонит неслышно,Лишь в памяти поставит nota bene.Ах, как воспоминанья не прочны,Сон, облачный узор, фонарь в ночи.Их ношеные шлёпанцы смешны,Их грусть – тепло нетопленой печи.Они живут за тонкой звонкой плёнкой,Поют негромко, по углам снуют,Глядят на нас и нас не узнают,Как старый пёс подросшего ребёнка.Мы снимся им без признаков беды –Трофейный фильм без знаков препинаний.Мы состоим уже не из воды,Не из воды, а из воспоминаний
«Было бы окошко между временами…»
Было бы окошко между временами,Даже небольшое мутное стекло,Подышал бы тихо и протер рукамиИ смотрел бы долго, чтобы повезло.Брошу две монетки, сдвинется заслонка.Контролёр в фуражке песенку свистит.В очереди сзади кто-то плачет тонко,Номер на ладонях, дождик моросит.Наклонюсь над светом в пластиковой раме,В нашем прошлом утро, солнце и тепло.Может быть, увижу маму вместе с нами.Жалко, не услышу – толстое стекло
«А жизнь еще не миновала»
«Заходят тучи на восход…»
Заходят тучи на восход,Как для посадки.Стоят дома, вода течёт,И воздух гладкий.Пакет – набор «Начало дня»,Готовь посуду,Разбавь на всех, прибавь огня,Кинь ломтик чуда.Смотри, детей не разбуди,Им рано в школу.А где-то самолёт гудит,Такой весёлый.Открыть окно и полетать,Такая малость.А чудо что? О нём мечтатьНе получалось.Готова ранняя еда,И будет завтраТакое утро, как всегда,И смех и завтрак.И будет шум и тарарам,День пригнан плотно,Как-будто сонный по утрамПриходит плотникИ подгоняет так пазы,Что даже крылья стрекозыВ зазор не втиснуть,И улетает стрекозаНад садом виснуть.А плотник стружки подметётИ смажет оси.Его по паспорту зовутСосед Иосиф
«Я друзей позову и степенно…»
Я друзей позову и степенноДом родной покажу постепенно.Это спальня, вот вид из окна –Лес, тропинки, грибы и белки.И за каждой стеной тишина,А на стенах следы побелки.Сверху звёзды высоко-высоко.Я свой дом угнездил на земле,И лицом он поставлен к востоку,И в жильё превратится в тепле.А пока соберут на столе,Растоплю я сухие полешки,И берёзовый дух в золеС домовыми затеет потешки.Потолки высоки, и досельНе скрипели в полу половицы.За окном у сосны карусельЗавели над кормушкой синицы,А сезонный круговоротНачинается от ворот.Я детей напою молоком,Нам – хмельное, и хлебы преломим.Видишь, счастье цветным черпакомПоливает цветы в нашем доме
«А в городе весна…»
А в городе весна,Веселье и гульба.По улице однаИдет моя судьба.А улица полнаИ ветра и вина,И солнца и тепла,Блестящего стекла.Здесь свист и карусель.Из окон сверху вниз:Как здорово, что всеСегодня собрались.И музыка окрест,И цокот каблучков,И взор наперекрест,И взгляд наискосок.Одежды юных дамКороче по весне,Так землю тут и тамНам открывает снег.Последнии слои зимыИ прошлогоднии сорВесне прощаем мы,О чем тут разговор.А в городе веснаИ ветра и винаКак здорово, что всеИ взгляд наискосокОдежды юных дамИ прошлогоднии сор
Посреди (прозрачным утром разглядеть стараясь дно)тихой гавани (в английском старом городе Крайстчёч)всё похоже было цветом на какое-то кино –одиночеством, молчаньем – на французское, точь-в-точь.На столбах сидели чайки (не кричат, не просят рыбок),и враскачку, по-матросски, лебедь шлепает на слип.На верхушке колокольни (глянешь, не сдержать улыбок)рыба вертится по ветру – флюгер к облакам прилип.Кадр был выстроен отлично, мачты двигались нагие,только главные герои (лодки тронул первый вал),видно, главные герои жизни выбрали другие,и без главного героя фильм никто не начинал.Я пришёл взглянуть на море, ни о чём не беспокоясь(из-за крон каштанов красных долетал церковный хор),рядом с чайкой отразился от воды – портрет по пояс,и теперь уже не скажешь: «Чур, не я!». Мотор! Мотор!