Крылья распахнуть!
Шрифт:
– Нынешнее? – переспросил он рассеянно. – Полагаю, вымрет за ненадобностью.
Изумруд несколько мгновений глядел на собеседника. Затем издал чирикающий звук, исчез в листве, тут же снова вернулся:
– Держи, вождь!
Алмаз приоткрыл глаза и с опаской покосился на продолговатый желтый плод.
– Это можно и людям тоже – или только илвам?
– Агат каждый день ест. Шкурку с него сними.
Принимая угощение, маг усмехнулся. Агат каждый день приходит сюда за плодами, вот как? В Таумеклане люди и илвы враждуют меж собой. А здесь, в Антарэйди, два пленника, привезенные
– Все-таки твой лес – чудо высокой ступени мастерства, – сказал Алмаз, попробовав плод, немного приторный, но вкусный.
– Лес? – грустно отозвался илв. – Это жалкий садик! Во всей Антарэйди, от Ледяного до Спандийского океана, есть только один настоящий лес – Форенуар!
– Потому что там живут илвы? – усмехнулся Алмаз.
Конечно, он знал, что два века назад безымянный илв, которого для забавы, как диковинного зверя, держали во дворце франусийского короля, исцелил своими зельями умирающего от яда Каэтана Гордого. На вопрос монарха, какой награды желает его спаситель, илв попросил лес, который принадлежал бы его соплеменникам и куда не смел бы войти ни один человек. Каэтан Гордый издал указ – и с тех пор в Форенуар закрыта дорога людям. Сначала туда бежали от господ рабы-илвы, а после отмены рабства в большинстве стран почти все илвы Антарэйди переселились в Форенуар…
– Да, – ответил Изумруд «вождю». – Там живут илвы. И только они знают, как сделать лес живым и разумным…
Посидев еще немного на берегу, доев плод и побеседовав с илвом, Алмаз неспешно направился обратно, к лестнице.
В коридоре не слышно было воплей – значит, время было рассчитано верно.
Войдя в комнату, где на полу догорал маленький костерок, Алмаз бросил беглый взгляд на висящий на кольцах истерзанный труп, так же вскользь глянул на идола – на красно-буром камне не видны были следы крови – и тут же перенес внимание на лежащую у костра женщину.
– Агат, тебе плохо? Помочь дойти до постели? Или прислать рабыню?
Жрица подняла голову. Она походила на пьяную, но у Алмаза и мысли такой не мелькнуло. Он знал, сколько силы отнимает у прорицательницы взгляд в будущее.
– Не надо. Отлежусь здесь, под взором Тлолкалойо.
– Что ты узнала?
– Старший альбинский принц сядет на трон. Но править будет не он, а его сестра Энния со своим любовником. Младший брат будет им мешать, но Энния сильнее.
– Ты сказала – со своим любовником… Кто этот человек? – заинтересовался Алмаз, хотя его вообще-то не волновали придворные дрязги.
– Я шла по разным тропинкам, и на каждой из тропинок рядом с Эннией был другой мужчина. И каждый раз принцесса побеждала.
– Я передам это Двуцвету. А Ожерелье?
– На каждой из тропинок я видела камень, о который мы можем споткнуться.
– Что за препятствие?
– Человек.
– Ты видела его лицо?
– Нет. Тлолкалойо произнес его имя. Но оно такое маленькое, такое легкое, что выскальзывает из памяти… Я его ловлю, а оно уворачивается… уворачивается…
Женщина уронила голову на грудь. Алмаз встряхнул ее за плечи:
– Назови это имя!
– Не помню… Банц… Бонц… Бенц…
II. Обретение шхуны
1
Закон гласит, что матрос или леташ, завербовавшись в команду, в течение года не может разорвать договор. Только сам капитан, если пожелает, его уволит.
Так что клятва, принесенная в разгромленной таверне, на целый год привязала семерых небоходов к Дику Бенцу, свалившемуся на их головы невесть откуда и невесть зачем.
Но они больше из-за этого не огорчались, хотя сразу поняли, что выплата жалованья далека от них, как Порт-о-Ранго от Виктии. Бенц поведал им безо всякого смущения, что он был вынужден испариться прямо с праздника, устроенного в академии по поводу вручения небоходам капитанских дипломов. На Дике был его лучший наряд – вот этот самый, с серебром. Ну, и пришлось птичкой лететь из Иллии, унося в клюве диплом.
– А здесь, в Порт-о-Ранго, – объяснял этот мальчишка с капитанским шнуром, – мне встретилась милая, добрая девушка, которая взяла на себя труд привести мою одежду в порядок. Постирала, погладила, шляпу отчистила. Правда, совсем не заметно, что я в этом наряде ночевал на сеновалах и в кустах от Белле-Флори и досюда?
Команда уже не злилась. Люди обрадовались хотя бы такому нелепому поводу остаться вместе. К тому же леташи начали привыкать к своему юному капитану, к жизнерадостности, которая так и сияла в нем.
Дик Бенц был твердо уверен в том, что непременно раздобудет корабль, и эта уверенность понемногу передалась команде. Старый погонщик негромко сказал своим «детям»:
– Как говаривал философ Гуиндред, прозванный Сварливым Отшельником, безумцев боги с золотой ложки кормят…
Новый капитан, как тут же выяснилось, обладал прекрасным слухом, потому что весело отозвался:
– И тот же Сварливый Отшельник как-то сказал: «Ум без крупицы безумия – что каша без соли».
Отец уважительно приподнял бровь и оставил при себе соображение о том, что же такое «крупица безумия» и какими бочками ее следует измерять в капитанском рассудке…
Вновь сколоченная команда решила не расставаться и снять жилье на всех, благо ни у кого из них не было в Порт-о-Ранго крыши над головой. Спросили капитана: желает ли он присоединиться к команде – или его примет под свой кров упомянутая им милая и добрая девушка? На это Дик Бенц со вздохом ответил, что милая и добрая девушка – швея, которая делит комнату с двумя подругами. Конечно, можно бы убедить всех троих пустить постояльца, но бедняжкам и без того тесно…
А потому небоходы разыскали заброшенный сарай (родовое владение некоего кабатчика) и сняли его на несколько дней, внеся в качестве залога остатки «сказочных» денег, которые Отец во время драки ухитрился спасти вместе со шляпой.