Крылья распахнуть!
Шрифт:
Порченый про себя порадовался отсутствию Доминго. Дюжий мужлан мог бы помешать плану, который крутился в голове Сончеса.
А старый Педро помехой явно не был. Плелся сзади и уныло бубнил что-то вроде «видели бы покойные родители» или «что скажет эдона Лавренсия…» Раздражение в Сончесе он будил, еще как, а вот опаски не вызывал совершенно. Старая брюква не помешает его замыслам.
Хозе с каждым шагом уверялся: удача послала ему эту девицу, чтобы отпраздновать поворот в судьбе. Чтобы этот день
Все складывается удачно, неслыханно удачно, сама Риэли Насмешница приложила к этому свою божественную ручку. Гостиница – подходящее место, чтобы на скорую руку задрать красотке юбку. А старый гриб ей не защита.
Если девчонка будет умницей и ляжет сама, то это лучше всего. Хозе даже на подарок расщедрится, он не жадный и не нищий. А если поднимет визг, так показать ей нож – и заткнется. На шум никто не прибежит: кому надо связываться с подручным эдона Манвела ду Венчуэрры?
Но если все же сбежится народ – нрав-то у Риэли Насмешницы капризный, может и своему любимчику пинка дать! – то Сончес скажет, что эта девица прицепилась к нему на улице, много чего наобещала за три делера, а оказалась мошенницей…
За приятной беседой дошли до «Бурого кролика». Эдонета благонравно отстранилась от Порченого, оперлась на локоть слуги. Жаль. Так славно было чувствовать ее рядом, теплую, молодую, и так приятно было запускать взгляд за ее корсаж!
Скромно, не привлекая внимания, все трое прошли в комнату, где изволила проживать эдонета Джасинта.
Барышня села на стул, вытянув пострадавшую ножку:
– Ой, наконец-то!
– Прикажете кликнуть служанок? – холодно поинтересовался трухлявый пень.
– Не к спеху, Педро. Мы же еще не поблагодарили его милость. – Девушка улыбнулась Сончесу так, что тот растаял, словно снеговик на солнцепеке. – Полагаю, учтивость велит угостить моего спасителя глотком вина? Сходи к хозяину, принеси бутылку… ну, не знаю, самого дорогого…
– Знатной барышне нехорошо оставаться один на один с незнакомым мужчиной! – воспротивился старикашка приказу хозяйки. – Ежели вам угодно угостить его милость, так в шкафчике початая бутылка эфросского… если эфросское не подойдет, то я уж и не знаю, как его милости угодить!
– Полагаю, от бокала эфросского мой спаситель не откажется, – очаровательно склонила головку барышня. – Правда, нет закуски… – И сказала слуге властно, с нажимом: – Ты сходишь вниз за чем-нибудь вкусным!
– Да, госпожа, – неохотно сдался старик. Сончес про себя возликовал.
– А сейчас налей вина в кубок! – приказала эдонета Джасинта, явно гордая своей победой. – Вежливость требует, чтобы гость принял вино из моих, а не из твоих рук. Правда, я не могу встать, но его милости, надеюсь, не трудно будет подойти
«Его милость» заверил, что ради прелестной эдонеты ему не в тягость было бы пройти всю Антарэйди, от Виктии до Спандии.
– Вот и славно. Педро, наливай!
– Я виновата, я! – каялась Мара. – Дура я, капитан! Зелья перепутала… вместо сонного снадобья… у-у, дурища!
– Дурища, – негромко подтвердил «старый слуга». – Лескатам тебе шкуру чистить, а не мужчинам головы дурить.
Хозе Порченый в разговоре участия не принимал: пялился перед собой равнодушным, стеклянным взором.
Капитан обернулся к пленнику.
Порченый был жив и весьма разговорчив, если к нему обращались напрямую. Причем говорил только правду. В этом Бенц не сомневался: он уже видел, как действует зелье илвов. Но вот сколько времени будет действовать снадобье – на этот вопрос и сам Филин не смог ответить. Сказал: у каждого по-разному…
Надо было уводить пленника. Но Бенц не удержался от допроса:
– Ты сжег «Облачного коня»?
– Я, – тут же ответил Порченый.
– Один?
– Нет. С Никколо Звонарем.
Пленник ни на миг не задержался с ответами. Голос ровный, равнодушный, взгляд устремлен мимо капитана – на стену, обшитую крашеными досками. Сончес обмяк на стуле. Если бы не связная речь, походил бы на пьяного.
– Как это было?
Порченый так же спокойно и размеренно принялся рассказывать про лодку, ночь и горящие стрелы.
– Сволочь! – выдохнул стоящий у двери Хаанс и шагнул вперед с явным намерением свернуть шею поджигателю, оставившему команду без корабля.
Но Отец встал у него на пути:
– Обожди, боцман, не мешай!
А Бенц, внимательно выслушав поджигателя (и слово в слово запомнив рассказ), бросил следующий вопрос:
– Кто приказал тебе это сделать?
– Эдон Манвел ду Венчуэрра.
– Приказывал один на один? Или при этом кто-то был?
– Он немого накарябал.
Бенц растерянно вскинул брови.
Мара, тихо переживавшая в уголке свою промашку, поспешно подсказала:
– «Немой» – это письмо. По-здешнему, по-трущобному…
Бенц встрепенулся. Письмо? Какая неосторожность со стороны «короля без короны»!
– Письмо? Оно у тебя?
– Нет, я вернул его эдону Манвелу, он его спалил.
– У тебя на глазах?
– Да.
Бенц разочарованно присвистнул.
«Хотя… впрочем…»
– Где и как это было?
– В закутке «короля»…
Мара открыла было рот для пояснения, но Дик остановил ее жестом. Бродя по припортовым улицам, он уже узнал, что на языке местного ворья «закутком» называется любой дом, даже дворец.
– Он скомкал бумагу, – продолжал Хозе, – и бросил в камин.