Крылья рока
Шрифт:
Но пока ни одного крупного.
И ничто не пробилось сюда.
Он хотел бы выбросить это из памяти. Они уже почти вернулись назад, когда к нему вернулся слух; большую часть пути он ковылял один, шатаясь то в одну сторону, то в другую, точно пьяный. Иногда Стилчо подхватывал его за талию, иногда Она брала его за руку…
…Огонь, другой огонь, мирно горящий в очаге. Запах трав.
Мускуса.
Расплывчатое лицо Ишад. Она стояла на коленях у его кресла возле очага, освещенная мягким
— Джанни… — сказал Страт. Это было первое, что он произнес.
— Тебя привел Стилчо, — ответила Ишад. Она наклонилась к столу. С переливчатым звуком заструилось вино, благоухая. Ишад предложила Страту кубок. Он сел.
Рассудку требовалось время, чтобы собрать воедино мозаику.
Страт сидел, уставившись на огонь, каждой клеточкой ощущая боль.
— Джанни?..
— Отдыхает.
— Он мертв. Мертв, оставьте его мертвым, черт возьми… — думы о Нико, о его горе, о его напарнике. Это разобьет ему сердце. — Разве не лучше человеку оставаться мертвым?
— Я бы использовала других, если б могла Но другие души трудно заполучить. А его можно вызвать без особых усилий.
Стилчо наловчился совершать этот путь туда и обратно.
Шаги рядом. Вытянутое лицо Хаута.
— Ты можешь идти, — сказала Ишад, поднимая на него взгляд. — Зайди в особняк в пригороде. Их нужно обнадежить.
Взяв плащ, Хаут удалился. Мгновенная прохлада — открылась и закрылась дверь. Задрожал огонь.
— Роксана? — вопросил Страт.
Ишад вложила кубок ему в руку. Сомкнула на нем его пальцы.
— Могущество имеет и обратную сторону. Мало хорошего в том, когда тебя прерывают во время такого сильного заклятья.
— Она мертва?
— Если и нет, ей весьма неуютно.
Страт выпил вино — одним большим глотком. Оно смыло привкус паленого. Взяв у него кубок, Ишад отставила его в сторону. Положила голову ему на колени, глядя на огонь, словно обыкновенная женщина. Потом, повернувшись, посмотрела пасынку в лицо. Пульс участился, охвативший Страта холод растаял; мир, казалось, стал бесконечно далеким.
— Пойдем в постель, — предложила Ишад. — Я согрею тебя.
— Надолго?
Она закрыла глаза. На мгновение Страту опять стало холодно.
Но вот она открыла их, и в комнате вновь потеплело, а по жилам его побежала кровь.
Ее рука нежно сжала его ладонь. Склонившись, Страт прикоснулся к губам Ишад, ни о чем не думая, не пытаясь что-то вспомнить или заглянуть в будущее. Он попал в этот дом, потому что время Рэнке, похоже, скоро кончится. И его тоже. А время, как он понял за время службы, не является ничьим другом.
— Чертовщина, — сказал Зэлбар, оттирая перепачканное сажей лицо. Ужас на мгновение вновь охватил его, но он быстро взял себя в руки. — Прошу прощения, ваше преосвященство…
— Докладывай.
— Пока мы насчитали дюжину убитых, что просто
— Разве это ново для Санктуария, — с жалостью глянул на цербера Молин, — дюжина трупов на рассвете?
— Двое у дверей Сифиноса, один у Элиноса. Три у Агалина…
Ниси. Все до одного.
— Эй! — крикнул кто-то. — Эй!
Страт, бросив поводья, ехал по мостовой. Он заморгал, глядя на солнце и привычные улицы Санктуария, потом, схватившись за луку седла, с удивлением уставился на человека, остановившего его коня, — простого торговца. Вокруг нарастал недовольный гомон. Воин смутно сообразил, что его конь зацепил тележку с товаром. Он беспомощно уставился на старика, с тревогой глядевшего на него: темный илсиг, узнавший ранканца, причину всего нехорошего, что может случиться с человеком днем на улицах Санктуария.
На булыжной мостовой осколки стекла; вывеска на одном кольце; всюду кучи мусора. Но торговля идет. Гнедой потянулся за яблоками.
Страт ощупал себя, ища кошелек. Пропал — как, он не помнил.
Надо бы бросить торговцу монету, заплатить за ущерб и забыть обо всем, но его уже обступили со всех сторон, мужчины и женщины, молчаливые во взаимном смущении, взаимной ненависти взаимной беспомощности.
— Извините, — пробормотал Страт и, подобрав поводья, медленно направил коня вниз по улице.
Обворованный — и не только по части денег. Обширные дыры зияли у него в памяти: где он был, что видел?
Роксана. Ишад. Он помнил, что вернулся в домик у реки. На этом воспоминания обрывались.
Инстинктивно Страт ощупал горло. «Ты всегда ошибался насчет меня», — сказала колдунья.
Солнце стояло высоко. Торговцы нахваливали свой товар, хозяйки подметали порожки домов.
Надо было бежать от ворот дома, и он был бы спасен, но, подобно своему гнедому, Страт выбрал дорогу и запутался, верный избранному пути и принципам.
Я что-то обещал, с содроганием осознал он наполовину обретенное воспоминание.
О боги — что?
Эндрю Дж. ОФФУТ
ПОВСТАНЦЫ НЕ РОЖДАЮТСЯ ВО ДВОРЦАХ
Если предложить приз за самый отвратительный и зловонный притон в Санктуарии, «Кабак Хитреца» отхватит его обеими руками. Кстати, о руках. Опустите их вниз, поближе к поясу с деньгами и оружием… Кабак этот стиснут на невообразимом тройном перекрестке Кожевенной улицы, улицы Проказ Странного Берта и северо-западного изгиба Серпантина (рядом с Парком Неверных Дорог). Эти «улицы» — для тех, кто не против некоторой вольности и даже откровенного издевательства в терминологии — расположены в той части города, что зовется Лабиринтом. В его глубине — этой зловещей проклятой дыре во всем Санктуарии, а возможно, и на всем континенте (давайте не будем говорить о планете).