Крылья ветров (сборник)
Шрифт:
– Не ближний свет, – промолвил Мельников. Каширин неопределённо пожал плечами и поднялся.
– Вечером тебе позвоню, ага?
Оставив Зонненлихта под опекой Мельникова (тот, разумеется, поворчал, что в его обязанности не входит сидеть над пациентом в реанимации днём и ночью, но подежурить лично и известить о любых изменениях в состоянии всё же согласился), Каширин поехал домой: предстояло ещё объясняться с Лизой. Покидая епархию, та одарила его таким взглядом, что у Каширина до сих пор всё чесалось;
«А сам бы я поверил? – подумал Каширин, сворачивая с проспекта на одну из тихих улочек. – Что, мол, так и так, пришла студентка просить за преподавателя, да так рьяно, что сама прыгнула. Нет, не поверил бы, бредни. Тогда почему? И почему я об этом думаю?» Он вынул мобильник и набрал номер следственного отдела.
– Антонина, пробейте по нашей базе Анастасию Ковалевскую. Адрес проживания, телефон – и перезвоните мне.
– Хорошо, – процедила секретарь так, словно с ней разговаривал колдун, некромант и упырь, и только врождённая вежливость не позволяла ей послать его куда подальше, а ещё лучше – проткнуть осиновым колом. Каширин только хмыкнул.
Необходимая информация поступила через несколько минут. Набирая номер Насти, Каширин думал о том, что выглядит во всей этой истории форменным придурком.
– Настя? Епархиальный следственный отдел, Кирилл Каширин, – представился он, когда Настя подняла трубку. – Я, собственно, что звоню-то – извиниться хотел, сегодня не очень хорошо вышло всё…
– Как Антон Валерьевич? – спросила Настя; Каширин отметил, что она с ним даже не поздоровалась. – Где он вообще?
– У него сердечный приступ, пока не пришёл в сознание, – произнёс Каширин. Настя всхлипнула. Каширин вспомнил, как днём она рыдала у него в кабинете, и поёжился.
– Настя, можно личный вопрос?
Он ожидал, что сейчас в трубке запищат короткие гудки, но этого не случилось.
– Можно, – прошелестела Настя. Каширин вспомнил, как в былые времена журналистских расследований задавал и не такие вопросы, и не таким людям, и подумал: интересно, почему сейчас ему неловко? Может, из-за общей бредовости ситуации? Или из-за того, что под капельницами в областной больнице лежит оживший мертвец? Или потому, что поступок худенькой растрёпанной блондинки не выходит у него из головы, а пальцы не избавились от ощущения прикосновения к ней?
– Почему вы его боитесь? – спросил Каширин, и сам удивился тому, что сорвалось у него с языка. Ну и оговорочка, спросить-то хотел про другое!
Однако выстрел вслепую неожиданно поразил цель. Настя коротко ахнула и замолчала, словно едва удержала вопрос: «Откуда вы знаете?»
– А вы его боитесь, – подтвердил Каширин. – Причём ваш страх полностью иррационален и никак не объясняется. Отсюда ещё вопрос: зачем вы пришли просить освободить его, когда должны бы умолять наоборот, законопатить подальше и подольше.
Он услышал, как в квартире Насти позвонили
– Минутку, – выдохнула Настя, и трубка стукнула, опускаясь, должно быть, на тумбочку или подзеркальник. Каширин решил подождать, тем более до дому было ещё минут пятнадцать езды. Элитный коттеджный посёлок в дальних еменях – какому кретину пришло в голову и с какой радости он сам там поселился?
Щелчок открываемой двери.
– Саша? – услышал Каширин и вдарил по тормозам – он понял, какой именно Саша сейчас пришёл к Насте, он как-то сразу многое понял. – Саша, ты?
– Да, это я, – голос Николаева был слабым и едва различимым, но улавливалась в нём странная сила, наверное, именно та, которая и заставляла убитых бойцов доходить до окопов. – Мне нужно срочно уехать. Сегодня, сейчас. Настя, только одно слово, – ему было трудно говорить, и Каширин увидел как наяву, что Саша едва держится на ногах, и вцепился пальцами в косяк, чтобы не свалиться без сознания. – Ты со мной?
– С тобой, – ответила Настя без паузы. – Да, я с тобой.
Каширин не сразу понял, что произошло потом.
В глазах потемнело, а затылок отозвался такой болью, словно кто-то от души треснул по нему дубиной. Каширин откинулся на кресле, взвыв от боли и радуясь, что успел затормозить, иначе дело неминуемо закончилось бы аварией. Трубка, упавшая на колени, исходила противными короткими гудками. Радио заткнулось на полуслове и захрипело «белым шумом».
Через несколько минут всё кончилось. Радио и телефон умолкли, а серый занавес, сомкнувшийся перед глазами, развеялся, и Каширин увидел, что стоит на обочине в чистом поле и до коттеджного посёлка ему ещё ехать около десяти минут: вон, на горизонте возле леса теплятся огоньки вечерних окон.
– Твою-то мать… – проговорил Каширин просто для того, чтобы услышать голос. В зеркале он увидел красную полосу под носом, провёл по губам рукой – точно, кровь. Вроде рановато ему для инсультов, но, судя по внезапной и сильной головной боли, это он и есть. Так что вполне возможно, что придётся ему прилечь по соседству с Зонненлихтом.
Зонненлихт. Настя.
Поморщившись, Каширин взял телефон и выбрал повтор последнего вызова.
Гудки. Гудки.
Он прождал долго, но трубку Настя так и не сняла.
– Чёрт побери, – только и смог произнести Каширин.
Надо было ехать, но он не мог двинуться с места.
Мысли крутились в голове, словно мозаика, собираемая нетерпеливыми пальцами. Каширин откинулся на сиденье и отстегнул ремень безопасности. Казалось, ответ на все вопросы рядом – и надо всего лишь протянуть руку и взять.
А потом зазвонил телефон и вывел Каширина из состояния вязкого оцепенения. Он поднял вибрирующее тельце мобильника, и с удивлением увидел, что звонит доктор.