Крылья
Шрифт:
В Киеве пришлось задержаться. Мое тело было не в состоянии передвигаться на своих двоих. Решено было оставаться на Украине до того момента, пока я не стану человеком, не вызывающим подозрений. Пока лицо ходячего мертвеца не превратится в лицо худощавого, но вполне здорового студента-швейцарца, который вдоволь наелся достопримечательностей Восточной Европы и теперь позарез захотел домой.
На окраине столицы был взят в аренду большой коттедж, обнесенный двухметровой оградой из белого камня. Первый этаж был превращен в лазарет, где
К концу второй недели я наконец смог самостоятельно есть и передвигаться. К дому примыкал старый запущенный сад, почти полностью сбросивший листву к зиме. Удивительно, до чего меланхоличной кажется природа, начисто лишенная красок. Я часто выходил во двор, дышал холодным воздухом, глотал горячий кофе чашку за чашкой, слушал веселые детские визги, доносящиеся из-за ограды…
В один из морозных ноябрьских дней в дом позвонили. Парни рассеялись по дому, кто куда, с оружием наготове. Неофрон пошел открывать, сунув за спину пистолет с транквилизатором.
На пороге стояла девочка лет восьми в зеленой куртке и шапке с помпоном. Она ткнула пальцем в сторону двора и что-то защебетала на непонятном мне языке. Этот язык звучал так же мягко и плавно, как и итальянский.
Неофрон окаменел, выкатив глаза. Альцедо спрятал свою пушку и вылез из-за дивана. Я едва не рассмеялся: кажется, мы все слегка перенапряглись.
– Что ты говоришь, крошка? – переспросил я.
– Мячик! – повторила девочка по-русски. – У вас во дворе. Можно забрать?
– А до этого ты на каком языке говорила?
– Украинский.
– Украинский. Вот оно что… Идем, возьмем мячик.
Я поплелся в сад и стал разыскивать мячик, шарясь по высокой пожухлой траве. Девочка семенила рядом, с любопытством оглядываясь по сторонам.
– Хорошо, что ты здесь поселился, а то я бы не достала мячик из-за этого забора.
– Я ненадолго здесь. Имей в виду.
– А, ясно… Нашла! – девочка заглянула за дерево и вытащила из кустов мяч. Потом подошла ко мне и деловито прищурилась:
– Все равно можем познакомиться. Ярина, – сказала она и протянула мне крохотную ладошку.
Я торжественно пожал ее и представился:
– Феликс.
Имя, которое я не знал никогда прежде, чужое имя, – срывается с моего языка быстрее, чем мое собственное. Первая остаточная реакция во всей красе.
– До побачення, Фелiкс, вертайся! [32] – бросила мне девочка через плечо и вприпрыжку поскакала домой.
Неофрон закрыл за ней дверь.
– Чем-то напомнила Диомедею, такая же непосредственная, – заметил я.
32
До свидания, Феликс. Возвращайся! (укр.).
– Мне тоже, – кивнул Альцедо.
Я поплелся на кухню и сварил себе еще чашку кофе. Мысли о сестре всегда вгоняли меня в отчаяние. О небо, пусть
Я мысленно желал ей «очнуться» подальше от диких племен, непролазных джунглей и людей, считающих ее своей собственностью. Я хотел, чтобы ей повезло так же, как и мне: чтобы она открыла глаза в госпитале цивилизованной страны и смогла сделать звонок, не выходя из палаты. И сделала его вопреки всем разногласиям с Уайдбеком.
– Надеюсь, она все-таки одумается и позвонит, – взмолился я вслух.
– А если нет? – присел рядом Альчи.
– А если нет, то я все равно найду ее, и тогда мало не покажется, – процедил Неофрон, набросил на себя куртку и вышел на улицу, хлопнув дверью так, что та чуть с петель не слетела.
В самом начале декабря, когда мы уже начали паковать оборудование в чемоданы, Уайдбек выяснил новые подробности жизни Феликса – я был уверен, что парня звали именно так. Феликс до фатальной передозировки успел совершить несколько вооруженных ограблений, пришить трех человек и с ноября находился в розыске. Полиции так и не удалось выяснить его имя и фамилию, но фоторобот вовсю гулял по городу.
Так что пришлось озаботиться тем, чтобы новая облицовка значительно отличалась от варианта, предложенного прежним владельцем: отпустить бороду, надеть контактные линзы, заклеить броский шрам над левой бровью. И наконец, отрастить волосы, чтобы замаскировать шрам на затылке. Судя по всему, Феликсу когда-то весьма успешно попытались снять скальп.
Двадцатого декабря я, Альцедо, Неофрон и его парни наконец вылетели из Борисполя в Швейцарию. Все прошло так гладко, что Неофрон, кажется, был даже немного разочарован.
Рождество я встретил уже в реабилитационном центре в Лугано и провел там три месяца, наполненных утомительным бездельем: ел, спал и восстанавливал физическую форму. Ни на что большее моя оболочка не была способна. Внутренние органы были в весьма плохом состоянии, обнаружилось несколько старых переломов: ребра, фаланги пальцев, нос, – и ощутимые проблемы со зрением. Но в остальном мне несказанно повезло: вирус иммунодефицита, маркеры гепатитов и других сколько-нибудь серьезных заболеваний в крови обнаружены не были.
Лазерная коррекция вернула мне стопроцентное зрение, были бесследно удалены все татуировки и рубцы, за исключением шрама на затылке. Он требовал хирургической пластики с последующей шлифовкой и локальной пересадкой волос. Я откупился от всей этой возни одним весомым аргументом: «и так нормально». Я не собирался возвращаться на Украину ни при каких условиях, а значит черт с ним, со шрамом.
С Кором мы больше не общались. После нашей последней драки между нами словно проложили непреодолимую полосу препятствий, которую ни один из нас больше не мог и не хотел преодолеть.