Крылья
Шрифт:
Я поднял тело и двинулся к машине. Бло и Воробушек бросились открывать дверь. И тут странный мальчишка, который все это время мялся рядом, выволок из кармана нож и выдал:
– Никто никуда не поедет.
Парнишка находился под воздействием психотропных веществ или собирался извлечь из ситуации какую-то очевидную только для него пользу. Рукоятка, зажатая в его кулаке, выплюнула лезвие..
Я велел девчонкам залезть в машину и перевел взгляд на Альцедо. В этой ситуации он беспокоил меня больше всего. Брателло не слишком хорошо контролировал себя, когда дело доходило до драк. Пожалуй, этим грешили все в нашей семье. Я знал, что вид направленного на него ножа может заставить его психануть.
– Крис, не стоит привлекать лишнее внимание, – утомленно сказал он и не спеша залез в машину. Я повернулся к мальчишке:
– Убери нож. У тебя три секунды.
Лицо подростка вдруг обнаружило едва заметную перемену: от враждебной решительности до настороженной сосредоточенности. Он зажмурил глаза и открыл их снова, его качнуло, и нож вывалился из его руки. Я был уверен, что малыш здорово накачался какой-то дрянью и теперь видел то, чего не видели другие. Но его следующая реплика заставился меня дернуться от неожиданности:
– Вот мы и встретились, сукин ты сын!
Мальчишка оскалился в безумной улыбке и рванул ко мне. Его сухая рука выпрыгнула вперед, как пружина – быстрая и намеревающаяся получить расплату за какие-то неведомые мне долги.
Я перехватил его руку, стараясь не сломать запястье, и отбросил от машины. Потом запрыгнул в машину, и Альцедо вдавил педаль газа в пол.
– Надо было вырубить его, – бросил мне Альцедо по латыни, поглядывая в зеркало на летевшего следом пацана. Странный он какой-то: зрачки в норме, речь связная, не похож на обдолбанного, интересно, какого черта ему надо. – Альцедо повернулся к троице на заднем сиденье. – Вы его знаете?
Бло и Воробушек испуганно помотали головами.
И тут мальчишка споткнулся и рухнул в пыль, проехавшись животом по асфальту. Вот и все. Несколько секунд спустя он медленно поднялся и, даже не взглянув в нашу сторону, поплелся в обратном направлении.
– Пришла в себя! – пискнул кто-то на заднем сиденье.
Рановато. До ближайшей клиники еще минут пятнадцать. Узнает ли она мой голос, если услышит его, или мне стоит помалкивать? И тут она заговорила.
– Я в порядке. И я все помню.
– Лика, мы едем в больницу, – сказала Бло.
Еще один электрический разряд, взявший начало где-то в висках и угасший в кончиках пальцев. Я едва сдержался, чтобы не обернуться и не переспросить, как ее зовут.
– Лика, прошу тебя, – тут же сказала вторая.
ЛИКА.
И вот тут меня словно окатило ведром ледяной воды.
Я невидящими глазами таращился прямо перед собой. Вовсе не ушки заставляли этот мозг фонтанировать остаточными реакциями, – это было ее имя. Вот что все это время топталось на пороге моего сознания, ускользало и никак не давалось в руки. То, что отсвечивало бликами, звенело водой и смотрело из темноты яркими волчьими глазами – ее имя, рассыпавшееся на переливчатые «ли», «ка» и их невесомые комбинации… Неужели она и есть та мозаика, которая вела меня сюда? И если так, то что мне теперь со всем этим счастьем делать?
33
Жидкость (англ.).
34
Волк (греч.).
– Чем
– Спутанное сознание. Возможно последствие травмы, – бесцветным голосом начал я, но договорить не успел, потому что девчонка вдруг как с катушек слетела.
– Остановите машину! – завопила она.
Альцедо тут же свернул к обочине и остановился. Я не спускал с него глаз и больше всего боялся, что тот сейчас выкинет что-нибудь в своем репертуаре: нокаутирует вопящего человеческого подростка, выбросит всю троицу на обочину и спокойно поедет себе поглощать стейк из лосося в ближайший кабак. Но мысль, что лицо этой девочки украсит еще один кровоподтек, ни с того ни с сего вывела меня из себя.
– Держи себя в руках, – предупредил я его, – это всего лишь дети.
– А теперь все вон из машины! – рявкнуло «дитя».
В глазах Альцедо полыхнули два синих огня, а пальцы мертвой хваткой вцепились в руль. Если бы эта крикливая малышка знала, что сейчас находится на волосок от прямого удара в голову – она бы вела себя потише. Альцедо рассмеялся. Он всегда смеялся, когда нервничал и пытался взять себя в руки.
– Это что, угон? – спросил он.
Ситуация накалилась добела. Мои планы держаться в стороне и оставаться неузнанным горели огнем.
Я обернулся – и две вещи поразили меня одновременно. Первая: она смотрела на меня в упор так, будто вокруг больше никого не существовало, и вторая: на ее лице была написана тотальная всепоглощающая ненависть.
– Мне нужно поговорить с ним, – она вытянула палец в моем направлении. – Наедине.
Когда мисс Истерика, прежде чем высказать вслух свои подозрения, потребовала аудиенции, – она приняла одно из самых верных решений в своей жизни. «Теперь ты можешь перестать притворяться, что видишь меня первый раз в жизни, Феликс», – если бы эти слова коснулись уха Альцедо, то в следующую секунду его пальцы сомкнулись бы на ее шее. А я этого ой как не хотел…
Она перебралась на водительское сиденье и теперь сидела, скрестив руки на груди и слегка откинув голову. В глазах – презрение, ненависть и страх. Я замер в нетерпении: что нас с ней связывает и чем Феликс успел ей досадить? Не отдал долг, бросил, втянул в авантюру? Впрочем, для авантюр она была слишком юна. И, несмотря на решительный характер, выглядела слишком… невинно, чтобы иметь общий круг знакомых с вором, наркоманом и убийцей. Слишком невинно, чтобы вообще знать его.
– Твоя мать – за что ты ее так ненавидишь? – сказала она, пытаясь держать себя в руках, но в глазах стояли слезы. – Когда ты исчез, она напоминала живой труп, Феликс! Живой труп! Такому поступку может быть только одно веское оправдание – смерть.
О, в таком случае он искупил свою вину с лихвой. Передо мной сидела очередная жертва обстоятельств, предъявляя мне счета, по которым я не хотел платить, – чужие счета.
– Я не тот человек, за которого ты меня приняла. Ты ошиблась.
Девчонка не поверила мне – ни единому слову. В следующую секунду ее пальцы сомкнулись на моем левом предплечье, сдергивая с него рукав. Она оглядывала мою руку со всех сторон в поисках неопровержимых доказательств того, что я – тот самый Феликс. Доказательств, которых больше не было и быть не могло. Она смотрела на руку и не верила своим глазам. Вслед за левой подозрения пали на правую – и снова ничего.