Крымская ракета средней дальности

Дышев Андрей Михайлович

– К ним каким-то образом попала твоя записная книжка.

Тут я хлопнул себя по лбу.

– Вспомнил! Да, это правда. Милиционер, который обыскивал меня у подъезда Тоси, забрал ее вместе с паспортом и правами… Маразм! Шизуха! Меня приперли к стенке! Меня душат фальшивками!

Я схватился за голову. Убийца наступал на меня напористо и нагло. Он накинул на меня сеть, и я дергался и брыкался в ней. Ни много ни мало – черный гений. Хитрый негодяй. Умный, расчетливый подонок. Но откуда у него образец моего почерка?

Словно услышав мои мысли, Ирэн спросила:

– Где убийца мог найти образец твоего почерка?

– Не знаю. Но теперь я

понимаю, что нет ничего невозможного. Начиная с ГАИ и заканчивая домоуправлением – везде в пыльных шкафах валяются бланки, заявления, квитанции, которые мне когда-то приходилось заполнять. В годовщину вывода войск из Афгана я факсом отправляю своим друзьям стишки собственного сочинения и записочки с предложением выпить по сто грамм. Разве большая проблема выудить из мусорной корзины такой факс? Или еще проще: Тося вместе с договором нечаянно прихватила какую-нибудь бумаженцию с моими каракулями, которую потом убийца вынул из ее сумочки.

– Никаких бумаженций с твоими каракулями у меня на столе не лежало, – немедленно опротестовала Ирэн, не желая брать на душу еще один грех.

– Не в том суть, где убийца нашел образец моего почерка, – сказал я. – Скопировать почерк нетрудно даже с приходного ордера. Суть всего происходящего в том, что убийца целенаправленно пытается засадить меня за решетку. С его возможностями ему было бы нетрудно убить меня, но он вовсе не хочет моей смерти! Зачем ему меня убивать, когда я – его полное и безоговорочное алиби! Я его черновик, на который он собирается навесить все свои грехи и отправить меня на скамью подсудимых. Он меня лелеет, беспокоится о моем здоровье и каждый раз подставляет меня все более изощренно.

Я в сердцах стукнул кулаком по стволу пальмы, и с листьев на нас обрушился поток воды. Ирэн жалобно пискнула и втянула голову в плечи. Ее обновка мгновенно вымокла насквозь, и терракотовая футболка прилипла к телу, в точности повторяя его рельеф. Теперь Ирэн не просто дрожала от холода, ее колотил крупный озноб.

– Что же нам теперь делать, Кирилл? – спросила она, прижимая руки к груди.

Инспектор по чистоте была близка к отчаянию. Я подумал, что мы, конечно, можем переночевать в каком-нибудь курятнике, но утром хозяйка обязательно потребует наши паспорта для регистрации, и нам придется искать другое жилье, где все в точности повторится. И так мы будем болтаться по городу в поисках очередного курятника и при этом прятаться от милиции, кидаться в кусты при виде милицейской машины или патрульных, вздрагивать от стука в дверь, окрика в спину или косого взгляда прохожего. А убийца будет играть в прятки и где попало подкидывать свои дурацкие записочки. И так будет продолжаться до тех пор, пока я не найду негодяя, не обвешаю его уликами и не приведу его к Мухиной в кабинет.

Я взял Ирэн за руку, холодную, влажную, безвольную, и быстрым шагом пошел к набережной. Я давно открыл для себя одну истину: если чувствую, что зашел в тупик, то надо вернуться к исходной точке и уже оттуда двигаться в принципиально ином направлении, причем принципиально другим способом, например, скакать, или плыть, или лететь. Надо как бы начать новую жизнь.

– Куда мы идем? – спросила Ирэн.

– Туда, где мы сможем спокойно выспаться.

– Это далеко?

– Не очень.

– А разве в нашем городе есть такое место, где мы сможем спать спокойно?

Через городской сад мы вышли на набережную. На мокром асфальте отражались огни кораблей и катеров, стоящих у причала. Мимо закрытых аттракционов,

похожих на спящих слонов, торопливо прошла одинокая парочка с зонтиком. Взволнованные волны, накатывая на нисходящие к самой воде ступени, расшибались в брызги, и монолитная набережная содрогалась от тяжелых ударов.

– Предлагаешь искупаться? – спросила Ирэн. У нее еще находились силы шутить, хотя выглядела она неважно. Лицо было бледным, щеки горели нездоровым румянцем, глаза блестели, и в них отражались огни парохода.

– Потерпи еще немного, – попросил я.

– Конечно, конечно! – охотно согласилась Ирэн. – Сколько скажешь, столько буду терпеть.

Ей было приятно, что я беспокоюсь о ней, что можно положиться на меня, довериться мне и спокойно ждать, когда придет рай в виде уютной комнаты и сухой постели.

Мы дошли до причальных кнехтов, которые напоминали экстравагантные железные пуфики, и встали на краю причала. Под нами покачивались на волнах большие и маленькие катера и яхты. Голые, освобожденные от парусов мачты размеренно качались из стороны в сторону, словно это были гигантские кисти, которыми невидимые титаны выкрашивали небо в черный цвет. Волны с легкостью играли яхтами, оттого белоснежные суденышки казались игрушечными, очень хрупкими, ненадежными, а потому ни к чему не пригодными. Мне показалось, что Ирэн что-то сказала мне, и я вопросительно посмотрел на нее, но она промолчала, и глаза ее наполнились тоской и усталостью.

– Сейчас, сейчас, – пробормотал я и пошел по кромке причала, надеясь найти на палубах хоть одну живую душу.

Человека в сером плаще с капюшоном, сидящего на корме под тентом, я едва разглядел. Он был сутул, неподвижен и держал в руках удочку. Корма то взлетала вверх, то опускалась, но человек, словно привинченная к палубе статуя, не реагировал, не размахивал для равновесия руками, не пытался схватиться за леер или снасть.

– Капитан? – спросил я его.

Фигура, накрытая плащом, осталась неподвижной, и лишь приподнялся капюшон; оловянный свет причальных фонарей скупо осветил худое бородатое лицо немолодого мужчины. Я не заметил ни любопытства в его глазах, ни даже вялого коммерческого интереса. Привыкший к глупым вопросам и воплям пьяных курортников, день и ночь полирующих набережную, маринер воспринял мое появление на кромке причала как баклана, который с рыбой в клюве приземлился на кнехт. Ничего не ответив, мужчина снова уставился на купающийся в волнах поплавок.

– На яхте катаешь? – задал я более конкретный вопрос.

Мужчина в плаще смотал леску, положил удочку под ноги и с зарождающимся интересом посмотрел на меня.

– А ты что, любитель острых ощущений?

– Так получилось, – ответил я. – Меня мама в детстве слишком сильно раскачивала в люльке. Теперь я по-другому не могу заснуть.

– Это дорогое удовольствие, – буркнул капитан. Он все еще не видел во мне серьезного клиента.

Я вынул из кармана пачку денег, стянутую резинкой, и разделил ее пополам.

– Этого хватит?

Мариман, явно ожидая подвоха, встал со скамейки, неторопливо прошел по сколоченному из двух досок трапу и приблизился ко мне. Молча взяв стопку, он полистал ее, склонившись так, чтобы не загораживать свет фонарей, и убрал с головы капюшон. Волосы его были длинными, почти до плеч.

– Ну-у… Этого хватит дней на пять, – сказал он, бесцеремонно заталкивая деньги в карман, словно мы уже обо всем договорились. – Плюс продукты да камбуз в ваше распоряжение.

– И плюс выпивка, – сказал я.