Крымская ракета средней дальности
Шрифт:
– Почему Стрельцов пытался меня убить? – спросил я, делая вид, что не замечаю растущей нервозности Федьки.
– Ты узнал то, что не должен был узнать.
– А что именно? Я узнал о существовании некоего Максима Блинова? Тебе известно это имя? Кто этот человек?
– Кирилл! Ты слишком много позволяешь себе! – зло произнес Федька.
– Много? – удивился я, кидая в стакан с остывшим кофе два куска рафинада. – Я позволяю себе всего лишь искать, сопоставлять и рассуждать. Почему ты пытаешься заткнуть мне рот и намереваешься посадить под арест в этой вонючей конуре? Разве ты мне не доверяешь? Мои слова коробят
Федька хлопнул ладонью по столу.
– Закрой рот! – прошипел он. – Что ты несешь? Какой самолет? Какая ядерная боеголовка? По-моему, твое воображение уже не поддается контролю. Ты надорвал мозги, слишком много сопоставляя и рассуждая.
Меня начал раздражать его тон. Он разговаривал со мной, словно учитель с учеником, и был готов сорваться на оскорбления.
– Я не могу понять, – сказал я, отхлебнув из стакана горько-сладкое пойло. – Ты делаешь вид, что не понимаешь, о чем я говорю? Или только прикидываешься? Под этими окнами бородатые люди выгружали контейнер…
– Молчать! – рявкнул Федька, словно забыл, что только что сам призывал меня соблюдать тишину.
Не в силах продолжать сидеть, я вскочил на ноги. В канцелярии стали концентрироваться грозовые разряды. Мы, чуть подав плечи вперед, застыли друг против друга. Я был выше Федьки на целую голову и раза в два шире его в плечах, и наша позиция со стороны могла напоминать поединок пигмея с гориллой.
– Не принимай меня за идиота! – прорычал я. – Не хочешь отвечать – лучше промолчи, но не надо делать вид, что не понимаешь, о чем я говорю!
– Твое богатое воображение перехлестнуло через край и превратилось в бред! – отпарировал Федька.
– Почему же тогда этот бред так взволновал тебя?
– Меня всегда выводят из себя тупые и упрямые люди!
– Спасибо. Еще никто не отзывался обо мне так лестно.
– Не высовывайся – вот тебе мой совет! Заткни уши, закрой глаза и сиди здесь, пока я не разрешу тебе выйти.
– Ты страдаешь навязчивой идеей, Федор! Тебе все время хочется где-нибудь меня запереть: то в СИЗО, то в канцелярии.
– Ты обязан подчиниться мне!
– Ошибаешься! Я никому и ничего не обязан!
Кажется, я довел Федьку до такого состояния, что он готов был швырнуть в меня горячим чайником. Преклоняю голову перед благоразумием, которое посетило его и обуздало взвинченные нервы. Федька сделал глубокий вздох, расслабился, убрал руки со стола, с этого дуэльного барьера, и тряхнул головой.
– Ладно, – проворчал он. – Хватит… Эта перепалка до добра не доведет. Мы с тобой все-таки делаем одно дело.
Я хотел обрадованно воскликнуть: «Как хорошо, что ты, наконец, допер до этой гениальной мысли!» – но все же здравый разум посоветовал мне прикусить язык.
– Садись! – буркнул Федька и опустился на стул.
Я сел и залпом допил кофе.
– Водки хочешь? – спросил он и, не дождавшись ответа, открыл дверку тумбы. На столе появилась литровая банка с прозрачной жидкостью, кусочки черствого хлеба и шмат сала, края которого были неряшливо обструганы ножом. Федька плеснул из банки в железные кружки. Потом вынул
– Если бы ты знал, Кирилл, как я устал, – произнес он, глядя на дно кружки. – Я не могу поверить, что живу на земле всего тридцать пять лет… А ты как? Ты хоть раз чувствовал себя глубоким стариком?.. Не знаешь. Значит, не чувствовал. Это трудно передать словами… Не ждешь чуда, понимаешь? Наша жизнь – это пустышки, свернутые из фантиков. Старость начинается тогда, когда перестаешь их разворачивать, ибо твердо знаешь, что там нет ничего. А молодые в меру своих сил дерутся за эти пустышки, тянутся к ним, жертвуют ради них многим. Схватил, развернул, выбросил. Схватил, развернул, выбросил… Все ждут чего-то – необычного и светлого. Кто-то делает это тайком. Кто-то с тупым усердием. Но все – до самой старости… Чего сидишь?
– Тебя слушаю.
– Не надо слушать, бери нож и нарезай… Даже сало приходится тайком есть…
– Почему тайком?
Федька долго не отвечал на этот вопрос. Он тупо смотрел на дно кружки, будто там происходил какой-то важный химический процесс.
– Что ты говоришь? – спросил он, наконец, подняв голову.
– Почему тебе приходится есть сало тайком?
– А я разве сказал, что ем его тайком?
– Да.
Федька усмехнулся, покрутил головой и почесал макушку.
– Думаю об одном, говорю другое. Это и есть усталость, старина.
Мы соединили кружки и выпили. Более гадкой водки я давно не пил. Она встала в горле колом, и я едва продышался.
– Что это? – сиплым голосом спросил я, набивая рот салом с хлебом.
– Спирт, – ответил Федька. – У ракетчиков всегда полно хорошего спирта… Давай еще по одной!
Он снова плеснул мне в кружку.
– Я все-таки рад видеть тебя, – признался Федька, – рад, что ты жив, несмотря на то что свалился с неба, словно тунгусский метеорит… Давай за нас, старина, за наше общее дело!
Мы опять тюкнулись кружками. Я залпом вылил спирт в рот, но тотчас вернул его обратно в кружку. Этого фокуса Федька, по-моему, не заметил.
– Жизнь – страшная, страшная штука… – бормотал он, неуверенной рукой нарезая сало. – Одна надежда: поставить точку… Ты не думай ни о чем, ты знай работай челюстями… И пей! Давай еще выпьем! Давай за нас, за Афган…
Он снова налил мне в кружку спирта. Я заметил, что сам он не пьет и с каждой минутой становится все более нервным и суетливым, словно его атаковали полчища муравьев, и они лезут ему под брюки и куртку, и Федьке приходится незаметно давить их на себе. Он явно хотел накачать меня своим адским пойлом до бессмысленного состояния. Улучив момент, когда Федька повернулся к окну, отдернул штору и посмотрел во двор, я выплеснул содержимое своей кружки в кашпо с засохшим кактусом. Потом стукнул кружкой о стол и, скривившись, прижал кулак к губам.
– Ты закусывай, закусывай, – советовал Федька, вернувшись за стол. – Вот сало, хлеб… Если хочешь, сделай себе еще кофе…
Его руки не находили себе места. Несколько раз он поднес к глазам электронные часы и включил подсветку. Его лицо освещалось зеленоватым светом, и губы казались черными, как у мертвеца. Я как мог изображал опьянение. А оно всегда начинается с развязности. Откинулся на спинку, задев локтем гильзу с карандашами, завел руки за затылок да еще водрузил ноги на соседний стул.