Крымские истории
Шрифт:
Последний меня и тревожил всегда так, с тех памятных дней Афганистана.
На краю кукурузного поля в Джелалабаде, маленького, в несколько квадратных метров, меня и настигла автоматная очередь, которая крест-накрест пересекла моё тело.
Не знаю, как выжил. Кто выходил. Но был на краю бездны, из которой выбирался более полугода.
С той поры – меня болезненно тревожит сухой шелест кукурузных листьев и я, зная даже, что нахожусь у матушки, в родном Крыму, не любил этот шелест и с радостью вырезал все стебли –
Но сегодня эти воспоминания лишь мелькнули в моём сознании, да и погасли.
А вспомнилось босоногое детство и то, как бабушка, в выходной день, варила нам, пятерым внукам, целый чугунок золотых початков; в плошке ставила на стол конопляное масло и соль; да наливала по большой кружке холодного молока. И больше ничего для полного счастья не надо было.
Это был настоящий пир.
Кукуруза – горячая, сочная, быстро поддавалась молодым зубам, а молоко так с ней сочеталось, что очень скоро наступала блаженная и желанная сытость.
Оставшиеся початки в чугунке, которые мы не съедали за столом, бабушка ставила с краю прогретой печи, так как знала, что уже через минуту – мы вбежим в хату и будем вновь просить по варёному, с солью, початку.
Как она умудрялась, не знаю, наверное, считала, но всегда, каждый раз, початков было всем поровну.
И вот я, услышав этот запах на набережной в Ялте, заспешил на него, будто воротился в детство.
Подойдя ближе – увидел красивую, но уже давно отцветшую женщину, очень аккуратную, вежливую, с прекрасной и чистой русской речью и милым голосом:
– Кукурузу хотите? Вспомнилось детство? – и она посмотрела мне в глаза уже не голубыми, а выцветшими, красивыми в былом, очами.
– Да, если можно, парочку, с солью.
Она, не касаясь початков руками, была в специальных полиэтиленовых перчатках, вручила мне два початка в мешочке и два крохотных пакетика соли:
– Ешьте, на здоровье. Только не покупайте, если захотите ещё кукурузы, у цыган. Она кормовая, с полей воруют, а поэтому – очень невкусная, да к тому же – и не безопасно это, химии много.
– А эта – со своего поля. Сама растила. Храни Вас Господь, – густо покраснев, проговорила она, когда я отказался от сдачи. Там её-то и было три гривны, но она выразила сердечную благодарность и даже перекрестила меня на дорогу, трогательно, по-матерински.
Вкус этой необыкновенной кукурузы я чувствую на своих губах до сей поры.
«ЧЁРНАЯ КАРАКАТИЦА» и «СВЯТАЯ МАРИЯ»
Два, буквально, штриха, навеянные названиями этих шхун.
Трутся они у причала денно и нощно. И настоящий, по облику, пират, приглашает вас совершить прогулку на «Чёрной каракатице».
И оформлена она соответствующим образом – чёрный рождер на мачте, с черепом и костями, на столике – ром и карты, ятаганы, пушчонка, пусть и бутафорская, на носу корабля.
И вспомнился мне «Пятнадцатилетний капитан», которым в детстве, зачитывался.
Да мало что-то желающих было на такие прогулки – дорого.
А очень бы и мне хотелось выйти в море на этом красивом кораблике и представить себя в то время весёлое – давнее и кровавое, когда такие ловцы удачи бороздили моря.
А вот со «Святой Марией» – сложнее.
Надо же этому случиться – в гостинице мы встретили Бориса Токарева, актёра, сыгравшего так хорошо в «Двух капитанах».
И я, встретившись с ним у лифта, даже что-то сказал: «Почту за честь, подняться с легендарным капитаном. Всегда Вас чту и благодарю, как человек военный, за тот образ, который Вы столь блистательно сыграли.
Он был очень актуален для того времени.
И мы, на этом образе, воспитывали целые поколения защитников Родины».
Было видно, что ему было очень приятно слышать эти слова. А его жена, видно, по привычке прослушав моё представление, в котором я и сказал, что являюсь военным, без его ведома, даже не глядя на него, заключила:
«Боря, так говорить могут только военные. Вы – военный?».
И когда я заявил, что имею честь быть советским генералом, она просто засияла.
И вот, после этого разговора, вижу у причала «Святую Марию» и память о двух капитанах встревожила мою душу.
В разное время эти капитаны: один – на шхуне, второй – лётчик, служили Великой России и были готовы на любой подвиг во имя Отечества.
И подлость, страшная, обоим им мешала.
И в первом случае – с Николаем Татаринцевым, стоила ему и его экипажу жизни.
Но люди шли на эти суровые испытания, не думая о личном благополучии, а лишь о том, чтобы в жизни был смысл, смысл служения Отечеству и людям, смысл открытия, защиты правды, отстаивания чести и достоинства.
А ещё – великой любви.
Только она и окрыляет человека и делает ему по силам любые испытания.
Любимые – бессмертны, а любящие – святы вовек.
И очень хорошо, когда и любимые и любящие – предстают в одних лицах.
Помнить бы это всем и всегда.
Смотришь и зла на земле и неправды – намного поубавилось бы.
***
ВОДИТЕЛИ ЯЛТЫ
Невозможно вынести полное суждение о Ялте, не сказав доброго слова о её водителях.
Всё понимаю, сама обстановка, с учётом узостей улочек, не позволяет лихачить, но наши, московские, на головы друг другу лезли бы, сигналили, а эти – нет.
Машин и не слышно. Ни единого сигнала и даже зазевавшегося прохожего если и поторопят, чуть-чуть, то лишь прогазовкой двигателя на бойких и многолюдных всегда перекрёстках.