Крымский излом: Крымский излом. Прорыв на Донбасс. Ветер с востока (сборник)
Шрифт:
Затолкав антенну, майор убрал рацию в карман.
Именно в этот момент я понял вдруг, что майор со мной не шутит. Рация такого размера, с таким качеством связи… Не знаю, но слова майора уже не выглядели такой уж фантастикой. А потом прилетело это – странный аппарат с двумя винтами над кабиной, способный сесть где угодно и взлететь оттуда с четырьмя тоннами груза…
Майор Скоробогатов сказал, что командование авиагруппы приглашает меня посетить тяжелый авианесущий крейсер «Адмирал Кузнецов». И тут, уже у борта этого вертолета, я вспомнил, что майор так и не ответил на мой второй вопрос, про
В ответ майор Скоробогатов широко улыбнулся:
– Ночь для нас – это самое рабочее время, ибо со своими навигационно-разведывательными приборами, мы – ужас, летящий на крыльях ночи. Пусть крепче спят фашисты, а некоторые из них не проснутся никогда.
И вот я стою на палубе самого настоящего авианосца и понимаю – не врал товарищ Скоробогатов, ох не врал. Не врал хотя бы потому, что на мне уже надета полная экипировка пилота XXI века: полный компенсационный костюм, шлем, кислородная маска.
Оказывается, без этой экипировки перегрузки способны сделать меня инвалидом после первого же вылета. Мой командир – капитан Гуссейн Магомедов, внук известного в те времена летчика-испытателя Магомеда Толбоева. Сам я полечу во второй кабине Миг-29 КУБ простым пассажиром. Моя задача – примерить эти скорости и перегрузки к себе. И, если что, то на обратном пути капитан даст мне попробовать, почувствовать машину в горизонтальном полете. Маленькими шажками – к великой цели.
Но все равно я счастлив и горд, потому что уверен – у меня все получится! Я одолею сверхзвук и сумею выполнить пока невероятные для меня фигуры высшего пилотажа: «Колокол» и «Кобру Пугачева». Говорят, их и тогда можно было сделать только на этом уникальном самолете, созданным гением советских авиаконструкторов и инженеров.
А сейчас наше боевое задание – налет на один из немецких аэродромов под Киевом. Там на ночь приземлилась немецкая бомбардировочная авиагруппа, срочно перебрасываемая на юг к бреши, которую сделала авиация наших потомков. Командир авиагруппы полковник Хмелев показался мне стариком. Ведь ему уже сорок два, почти физиологический предел. Так вот он, излагая задание группам, сказал такую фразу: «Летят, как мотыльки на огонь. А мы светим только своим, а чужих жжем».
«Свои» – волшебное, сладкое слово, означающее семью, дружбу, помощь… месть, в конце концов. Кого не смогли спасти, за них теперь надо отомстить. Совсем недавно, над аэродромом Сталино, я задумался о том, сколько самолетов могло устроить такой разгром. Я думал, что работало не меньше дивизии.
Оказалось, удар наносили всего три самолета, три Су-33, которые, конечно, чуть крупнее и тяжелее, чем Миг-29, но не намного. Зато каждый из них несет шесть с половиной тонн бомб – больше, чем хваленая американская «Летающая крепость» Б-17!
В числе бомб, которые поднимает Су-33, и двадцать восемь 250-кг кассет, каждая из которых содержит сто пятьдесят осколочных бомбочек, снаряженных сотнями пятимиллиметровых стальных шариков. Когда их сбрасывают одну за другой, то за это отвечает специальное умное устройство, именуемое компьютер. И получается настоящий ковер смерти. При этом неважно – в капонирах стоят самолеты, или открыто, обвалованы штабеля бочек с бензином или нет. Эффект один – смерть дождем падает с неба.
Подходим к нашей
Поднимаемся в кабину по специальной приставной лестнице. Механик пристегивает нас ремнями и подсоединяет кислородный шланг и разъем СПУ. Осматриваюсь. Ничего знакомого, кроме ручки управления. Повсюду электронные экранчики, окошки с цифрами и прочие приборы далекого будущего. Чувствую себя селедкой, закатанной в консервную банку, – не пошевелиться.
Капитан Магомедов поднимает вверх большой палец.
– Как самочувствие, второй?
– Нормально, товарищ капитан, – отвечаю.
– Ну, тогда мы начинаем, – прозвучал в наушниках голос моего пилота, – устройства управления я пока заблокировал, но ты, товарищ старший лейтенант, все равно ничего не трогай.
Честное слово, как первый вывозной полет в аэроклубе. Только вот подо мной не тарахтелка У-2, а такая зверюга, для которой и слов подобрать не могу. Девятнадцать тонн тяги на двух двигателях на взлетном режиме – ужас! Посмотрим, как они с этим управляются, это же настоящая скачка на тигре.
Вот маленькие тягачи выкатили наши машины на стартовые позиции. Оглядываюсь. За хвостом нашего самолета палуба встает дыбом. Это поднимаются газоотбойные щиты, которые защищают все прочее на палубе от ярости выхлопных струй наших двигателей.
Тройку ведет в бой сам полковник Хмелев на своем Су-33. У него нагрузка в полтора раза больше. Его машина слева от нас, на позиции номер два, но как ни странно ему первым идти на взлет.
Поворачиваю голову в его сторону. Отчетливо видно, как из дюз в газоотбойный щит бьет бело-голубое в ночи пламя. В наушниках звучит: «Первый пошел!» – и грохот становится совсем нестерпимым.
Потом полковник отпускает тормоза, и его машина сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее начинает свой разбег. Впереди у нее только сто метров палубы и трамплин. Су-33 с выдвинутой до упора механизацией крыла подпрыгивает, зависает в воздухе и продолжает упрямо карабкаться вверх, преодолевая земное притяжение.
Сейчас наша очередь. Слышу в наушниках: «Второй пошел!» Стрелки на тахометрах обоих двигателей резко прыгают от первой четверти сразу за красную черту. Мама! Как больно! На грудь навалилась неимоверная тяжесть. Наверное, тройная-четверная перегрузка.
Меня буквально расплющивает в кресле, теперь уж точно не пошевелить ни рукой, ни ногой. Трудно дышать. А ведь наши потомки еще и умудряются управлять машиной.
Скосил глаза на зеркальце заднего вида. Ой, а ведь мы уже в воздухе. Палуба авианосца проваливается куда-то, стремительно удаляясь назад. Отсюда она кажется такой маленькой, как спичечный коробок. И как только они на нее садятся, даже со всеми их приборами? Не представляю!