Крымский излом
Шрифт:
Сейчас наша очередь. Слышу в наушниках, - Второй пошел!
– стрелки на тахометрах обеих двигателей резко прыгают от первой четверти сразу за красную черту.
– Мама! Как больно!
– на грудь навалилась неимоверная тяжесть, наверное, тройная-четверная перегрузка. Меня буквально расплющивает в кресле, теперь уж точно не пошевелить ни рукой, ни ногой. Трудно дышать. А ведь наши потомки так умудряются управлять машиной. Скосил глаза на зеркальце заднего вида. Ой, товарищи, а ведь мы уже в воздухе. Палуба авианосца проваливается куда-то вниз, стремительно удаляясь назад. Отсюда она кажется такой маленькой, как спичечный коробок. И как только они на нее садятся, даже со всеми их приборами?
– Не представляю!
Мы ложимся в левый вираж, перегрузка
– кстати, это не первая их серия вылетов за эту ночь, полтора часа назад четыре аэродрома на которых были обнаружены свежие немецкие авиагруппы, уже подверглись авиаударам, итог - неизменно положительный для нас, и катастрофичный для немцев.
Перед вылетом, в курилке, я немного поговорил с местными пилотами. Оказывается люфтваффе - это единственный костыль, на котором сейчас держится вермахт, - вышиби его, и Восточный фронт рухнет, как карточный домик. С точки зрения потомков зря я тогда в тумане искал танки Клейста, тот рывок был для него последним, моторесурс техники почти полностью исчерпан, и даже немецким ремонтникам, при наличии запчастей, не восстановить его до весны. А запчастей то и нет, так как на немецких танках и бомбардировщиках стоят одни и те же моторы, запчасти со страшной силой пожирает люфтваффе. Боеготовых танков в танковых группах единицы. Бросаю взгляд на высотомер - высота двести метров, потом на стрелку спидометра - она вплотную подползла к отметке в 1М. Легкий хлопок, и вот мы обогнали звук, перегрузка совершенно спала, значит, крейсерская скорость достигнута.
Товарищи, мне стало страшно мчаться на такой высоте с такой скоростью в абсолютной мгле... Малейшая ошибка пилота и все, костей не соберешь. Но зато я понял секрет их внезапности, если обходить населенные пункты и скопления войск, да еще ночью, группа останется не обнаруженной до того самого момента, пока по земле не покатится огненный вал разрывов. Снова оживают наушники, - Ты как там, Второй, нормально?
– Нормально, товарищ капитан, - постарался улыбнуться я, а сам подумал, - Ничего себе нормально, будто слон в грудь лягнул. До сих пор дышать трудно.
А товарищ капитан, будто прочел мои мысли, - Ты, Второй, не храбрись, я ведь себя на первом вылете вот так же помню. Но как говорил мой дед, - Ты, внучок, тренируйся, тренируйся и все получится! Короче, Второй, до рубежа атаки двадцать минут, ты пока расслабься немного, осмотрись в кабине. И для поднятия бодрости духа, концерт по заявкам.
– что то щелкнуло и в наушниках зазвучали Песни. Такие наши, советские, пронзительные, и в то же время абсолютно незнакомые. Сначала я услышал такой родной хриплый голос "своего парня" который пел под гитару, - "Мы взлетали как утки с раскисших полей, восемь вылетов в сутки куда веселей", потом его же песни, "Я, Як-истребитель", "Он вчера не вернулся из боя", "От рассвета мы землю вращали назад". Честное слово, у меня даже слезы на глазах выступили, значит, раз там поют такие песни, то мы тут не зря...
Я поднял забрало шлема и рукой вытер лицо, вроде полегчало. Они, наши внуки, правнуки, убивающие ради нас немцев, лишь бы мы могли подняться, покрепче встать на ноги, и взять в руки дубину потяжелее... Главное успеть... Чего успеть я так и не додумал, меня снова вызвал капитан Магомедов, - Второй, приготовиться, рубеж атаки.
– Я заглянул ему через плечо, благо второй пилот сиди в кабине на голову выше первого. Подсвеченный мертвящим зеленоватым светом, к нам стремительно приближался аэродром.
– машина начала вздрагивать, каждый раз как от нее отделялась бомбовая кассета. Две кассеты в секунду, полоса сплошного поражения двойной плотности примерно шестьсот на двести метров. Одна полоса из трех. А всего, с нахлестами, четыреста на шестьсот. А я-то думал - вся атака продолжалась даже не две минуты, а пять секунд. Всего пять секунд, я бросил взгляд назад. На месте, аэродрома будто ожил вулкан. Пылали и взрывались заправленные под пробку самолеты, и пирамиды бочек с бензином на окраинах аэродрома. Когда мы, уже развернувшись по широкой дуге, начали набирать высоту, на аэродроме начали детонировать подвешенные под самолетами бомбы. В наушниках прозвучал голос полковника Хмелева, - Вовремя! Еще чуть-чуть и опоздали бы.
Капитан Магомедов ответил, - Зато накрыли всех разом, и самолеты, и летчиков, и техников, и штабистов. Теперь эту группу Герингу придется формировать с нуля.
Это вы, товарищ капитан, точно заметили, - добавил наш второй ведомый старший лейтенант Рюмин, - будет теперь у Алоизыча опять коврик на завтрак.
– Отставить разговорчики, - вмешался полковник Хмелев, - возвращаемся на высоте двенадцать тысяч, скорость два сто. Магомедов, на высоте можешь дать Покрышкину чуть порулить. Но только товарищ старший лейтенант, осторожно у меня. С этой машиной надо ласково как с юной девицей...
Значит, товарищи, я попробовал. Как и говорил товарищ полковник - осторожно. Машина зверь! Причем дикий! Учиться, учиться и еще раз учиться - товарищ Ленин не зря говорил эти слова. Причем для начала на чем-то мощнее моего Мига, но и попроще, чем эта машина. До сверхзвука мне еще расти и расти, однако важен первый шаг, а его я сделал. После посадки надо будет поговорить с товарищем полковником, интересно, что он мне посоветует?
8 января 1942 года, 00:45, Севастополь, Северная бухта, лидер "Ташкент". Адмирал Кузнецов Николай Герасимович
Флаг я решил держать на лидере "Ташкент". Мне почему-то вспомнился адмирал Макаров с его страстью к легким крейсерам. А ведь погиб-то он как раз не на "Новике" или "Аскольде", а на тяжелом "штабном" броненосце "Петропавловск".
Но не будем о грустном, погибать мы не собираемся, даже наоборот. Как сказал товарищ Ларионов, пускай теперь немцы погибают за своего фюрера, а мы будем жить долго и счастливо. Надо было видеть лицо товарища Ерошенко, когда на траверзе мыса Херсонес, из туманной дождевой мороси нам навстречу вынырнули пять темных силуэтов. Четыре больших десантных корабля, и сопровождающий их БПК "Североморск". Его я опознал по двум маленьким артиллерийским башням, у "Ушакова" же на баке башня только одна и побольше. Больше похожих кораблей в природе нет, и пока не предвидится. С помощью ратьера обменявшись с нами опознавательными, "Североморск" заложил, крутую левую циркуляцию, уходя обратно в открытое море и уступая "Ташкенту" место мателота.
Капитан 2-го ранга Ерошенко повернулся ко мне, - Кто это был, товарищ адмирал?
– Не припомню что-то таких крейсеров в нашем флоте?
– Тоже как мы, заграничной постройки?
– Американец или англичанин?
Ну да, сто тридцать метров, и семь тысяч тонн водоизмещения - вполне себе легкий крейсер по нашим временам. Но по сути это не так, и это надо объяснить. Смотрю на товарища Берия, тот кивает головой, ведь товарищи Ерошенко и Коновалов подписку ОВ уже дали...
Я поворачиваюсь к Ерошенко, который пристально смотрит в сторону уже скрывшегося в дождевых зарядах корабля, - Товарищ капитан 2-го ранга, это новый тип корабля - большой охотник за подлодками...