Крымское танго
Шрифт:
— …Интересная позиция… И у Вас, конечно, есть рецепт, как всё сделать так, чтобы было хорошо всем, — сарказм был настолько явным, что Сергею с огромным трудом удалось скрыть горькое сожаление от того, что не удалось с первого раза донести простую, как ему казалось, мысль о том, что если не поменять принцип "люди для государства" на "государство для людей", то "пахать как раб на галерах" — на таком посту — совершенно лишнее.
— Нет, конечно! — Ефимов всё-таки позволил себе слегка усмехнуться, — Я не бог и не ортодоксальный коммунист.
— А как бы Вы себя охарактеризовали?
— Я сторонник сохранения баланса, равновесия. Везде, где это возможно и… достижимо. Как в спортивных бальных танцах, в которых я тоже чуть-чуть разбираюсь.
— Да, я в курсе,
— Это, скорее, не философия, а желание привнести в свое окружение чуть больше гармонии. Ведь танец и музыка это и есть проявление гармонии.
— И как сюда вписываются Ваши взаимоотношения с Юлией Владимировной?
— А нет пока никаких взаимоотношений, — Сергей слегка пожал плечами, — но если у неё не пропадет спонтанно возникшее желание взять у меня несколько уроков, я буду только рад.
— Я надеюсь, что при этом не возникнет ситуация, когда некие события могут развиваться по неблагоприятному сценарию?
Прозвучавшие слова можно было бы воспринять как предостережение, и Ефимов решил, что пора, как говорится, "задействовать тяжелую артиллерию".
— Я тоже на это надеюсь. Я считаю, что ситуация вокруг Крыма может стать узловой точкой, вокруг которой переплетутся интересы в буквальном смысле всего мира, и от того, как будет разыграна эта сложнейшая партия, будет зависеть многое. Очень многое!
— Означает ли это, что та ситуация, которая описана в Ваших записках, наиболее вероятна?
— Уже нет. И Питерский саммит это хорошо показал. Но в случае, если мы позволим себе какие-либо насильственные действия, пусть и облеченные в некие легитимные (как нам(!) будет казаться) формы, то да, будет реализован самый пессимистичный сценарий.
— Ну, даст бог, этого не потребуется.
— Даст бог!? — Сергей чуть подался вперёд и, поддавшись вдруг возникшему непреодолимому желанию, начал читать:
Дай Бог слепцам глаза вернуть И спины выпрямить горбатым. Дай Бог быть Богом хоть чуть-чуть, Но быть нельзя чуть-чуть распятым. Дай Бог не вляпаться во власть И не геройствовать подложно, И быть богатым, — но не красть Конечно, если так возможно. Дай Бог быть тёртым калачом, Не сожранным ничьею шайкой. Ни жертвой быть, ни палачом, Ни барином, ни попрошайкой. Дай Бог, чтобы твоя страна Тебя не пнула сапожищем, Дай Бог, чтобы твоя жена Тебя любила даже нищим. Дай Бог лжецам замкнуть уста, Глас божий слыша в детском крике, Дай Бог живым узреть Христа, Пусть не в мужском, так в женском лике. Не крест — безкрестье мы несем, АГлядя, как ему показалось, бесконечно долго, на закаменевшее лицо, Сергей наконец смахнул испарину и очень тихо добавил:
— Вам будет очень тяжело, но… постарайтесь выдержать!
С некоторым удивлением наблюдая отсутствие какой бы то ни было реакции, он, выждав несколько секунд, добавил:
— Евтушенко написал это в 90-м году! Вот кто истинный пророк! Впрочем, как и почти все великие поэты.
Наконец собеседник нарушил молчание:
— В 90-м? А разве это написано не как результат размышлений и переживаний о событиях предшествующих лет?
— Возможно и такое, — сейчас Сергей в который раз почувствовал, как тяжело убедить облеченного властью человека не только слушать, но и слышать то, что выбивается за рамки его сложившегося миропонимания. — Но, как мне кажется, любое произведение большого Мастера — это всегда обращение и в прошлое, и в настоящее, и в будущее. Причем обращение в будущее — гораздо важнее. Разве каждый человек не хочет, чтобы его дети жили лучше, чем он сам?
— И чтобы при этом не было стыдно?
Горькая, и при этом какая-то снисходительная усмешка на мгновение сменила бесстрастное выражение, и Ефимов с облегчением воскликнул про себя: "Й-е-с-с! Есть контакт!"
— Да! — изо всех сил стараясь не улыбнуться, ответил он. — Но при этом опять приходится обращать внимание на иерархию приоритетов.
— И Вы её, конечно, уже выстроили, — это прозвучало как утверждение, без даже намека на вопрос и с едва заметной ноткой сарказма.
— Конечно! По мне — так на первом месте должно стоять стремление изо всех сил избегать конфликтов: личностных, семейных, корпоративных, межгосударственных. А уж тем более военных. И, само собой разумеется, не давать для них поводов. Ведь что бы мы не заявили… ну-у… я имею ввиду прежде всего именно Вас, всё это будет истолковано именно так, как будет удобно Вашим оппонентам. Тогда какой смысл дразнить гусей?
— Вы именно поэтому у себя в соцсети публикуете "Время мертворожденных"?
— "Эпоху".
— Что — "эпоху"?
— Книга называется "Эпоха мертворожденных". Впрочем, это не важно, извините, пожалуйста… Вы её читали? — Сергею даже не пришлось играть удивление.
— Она упоминалась в одной из докладных записок.
— Приятно слышать, что публикации в нашей сети уже удостаиваются такого внимания.
— Кстати, о вашей сети. Как Вы оцениваете перспективы её развития?
После того, как Ефимов рассказал о своих несостоявшихся пари со Стейнбеком, его визави снова надолго замолчал, а потом с улыбкой спросил:
— И насколько Вы при этом были искренни?
— Меньше, чем мог бы.
— В каком смысле?
— Уже совсем скоро появятся устройства, которые буквально взорвут мир информационных технологий. Несколько миллиардов человек будут иметь возможность в любую(!) секунду получить или передать любую(!) информацию — от фотографии своей любимой кошечки до собственного репортажа с места любого(!) события. Или как-то прокомментировать эту информацию. Или посмотреть или послушать любые(!) новости. Контролировать эти процессы будет крайне сложно. И мы, в смысле — "Мы", скорее всего, будем проигрывать и американцам, и китайцам, и европейцам. Но, тем не менее, будем стараться проигрывать не с разгромным счётом… Последнее я, естественно, не озвучивал. Во всём остальном — на сто процентов.