Крымскй щит
Шрифт:
Бомбовозы спокойно ушли, но эффект от партизанского «зенитного огня» все-таки был: не прошло и получаса, как из облака с истерическим воем вывалился «мессер» и люто, к счастью, почти вслепую, просёк из пушки и пулемётов изъязвленную свежими воронками седловину и окрестный лес. Крутился, закладывая виражи то вправо, то влево, и рубил ветки, крошил камни и людей, пока не расстрелял весь боезапас, а потом свечой ушёл в небо и скрылся в облаках.
Раненых было трое, все, к счастью, не тяжелые, и убитых — тоже трое. Вихрастый смышленый болгарин Янко из марченковой разведгруппы: именно он, как по заказу, накануне притащил в лагерь три из пяти злосчастных парашюта и ещё двое: один из так и недолеченных раненых и санитарка Кевсер.
Не успела девчонка дотащить раненого до безопасного укрытия, инстинктивно прикрыла его собой перед полыхающим короткими вспышками носом «мессера» — и оба они, раненый и санитарка, замерли, прошитые навылет снарядом авиапушки.
— Уходить надо, командир, — глухо сказал Сергей Хачариди, когда с чёрным, каким-то закостеневшим лицом распрямился над карстовой щелью, куда опустили трупы.
— Тебе ещё повторю: не выйдет! — огрызнулся Беседин. — В принципе уйти мы можем только на юго-запад, на вторую базу, но как только немцы просекут, что мы сунулись туда, вызовут подмогу и возьмут в «мешок».
— А якщо не встигнуть? — Тарас Иванович крепко потёр кулаком лоб.
— Крыльев у нас нет, — будто посетовал Фёдор Фёдорович. — А вот они через этот мостик (он показал на карте), они за полчаса три танка перебросят и против нас выставят и будут нас держать, пока не подтянется пехота из Симферополя и Алушты.
— Да какие там танки, — подал голос Ковригин. — Т-3, старьё…
Почему-то никто даже не прореагировал на его реплику. Словно и не слышали. Только морпех Арсений Малахов спросил вполголоса у своего командира, Марченко:
— А у нас же есть ПТР… И гранаты… Разве не прорвемся?
Коля Марченко ответил, не оборачиваясь:
— У моста — там место открытое. Близко никого не подпустят.
— А окоп?
— Вот пока будешь копать, пехота и подоспеет.
На какое-то время всё стихло. Эхо уже устало перебрасывать со склона на склон гул авиамоторов, хлопки разрывов и пулемётную дробь, а до полудня, когда со стороны Сары-таша донесутся гул и завывание автомобильных и танковых моторов, ещё оставалось несколько часов.
— Вперше, чи що? — отозвался комиссар. — До ночи оци схылы протримаемо, а вночи пидиймемося ось сюди… — и он ткнул пальцем в коричневое пятно на карте.
Володя ткнул Сергея локотком в бок и прошептал:
— А что? Продержимся!
— Толку-то… — неопределенно отозвался Хачариди.
Тем временем Беседин сунул в зубы пустую трубку, несколько раз зло посвистел и бросил:
— А с рассветом нас на открытом плато «мессеры» в капусту изрубят. Нет, только на вторую базу, и чтоб оторваться часа на два — тогда со следа собьются…
— Ну так надо мост взрывать, — буднично сказал Сергей, подходя к карте. — Заслоны на этом берегу слабые — всех положим, а пока от Сары-таша будут каратели подниматься, да под пулями и по нашим минам — нас уже и след простынет.
— Экой быстрый, — отозвался дед Михей. — У моста охрана по обеим берегам, и не хухры-мухры: окопы и по два пулеметных гнезда. Знают, сволочи, чего этот мосток стоит.
— Точно, — подал голос Коля-морячок. — Скрытно ближе чем на триста метров не подойдешь, я там на той неделе траву нюхал…
— Так надо ночью подползти и гранатами! — загорелся великий тактик Яша Цапфер.
— Помовч, — не приказал, а скорее попросил Тарас Иванович комсорга. — Яка там нич…
И продолжил неожиданно по-русски, скорее всего, успокаиваясь из осознания безнадёжности ситуации:
— Вызвать бы пару наших соколов, чтобы разбомбили этот мосток к той самой матери…
Все, кто слышал в эту минуту замполита Руденко, знали, что рация наконец-то работает, что связь есть, что можно прямо сейчас, за пару минут связаться хоть со штабом Северного соединения, хоть с Большой землей.
Но никто не поверил, что в эти оставшиеся пару-тройку часов можно выпросить эскадрилью бомбардировщиков и ещё пару эскадрилий истребительного прикрытия, чтобы разбомбить маленький мостик в глубоком тылу противника, прорываясь сквозь эшелонированную систему ПВО и отбиваясь от «мессеров» и «фоккеров», которые слетятся с окрестных аэродромов. И хорошо, если только машин пять краснозвёздных останутся догорать на крымской земле…
— Можно ведь не только сверху, но и снизу, — сказал вдруг Сергей негромко, так, что его расслышали только несколько разведчиков и старшие командиры. — На одного «быка» у нас же взрывчатки хватит?
— И на два «быка» тоже, — так же негромко ответил Беседин. — Да близко не подойдёшь…
— Я же говорю: низом.
— По воде? — полуутвердительно спросил Коля-морячок, догадываясь.
— Иначе никак, — в тон ответил Хачариди.
— Заметят… — покачал головой морячок. — Они, сволочи, и с воды глаз не спускают.
— У тебя что, план имеется? — спросил командир у Сергея.
— Голь на выдумки хитра… — пожал плечами Хачариди. — Да и выбора у нас вроде как не очень…
— И шо трэба? — спросил комиссар.
— Плот. И фугас…
Беседин медленно покачал головой.
— Ничего не выйдет. Помню это место. Там метров сто до моста — почти прямое русло. И река неглубокая.
— И кусты по берегу вырубили, — добавил Коля-морячок.
— Так что ещё на подходе изрешетят из «шпандау», а то и пару гранат кинут, — мрачно закончил Беседин.
— И я, и фугас будем не на плоту, а под плотом… — пояснил Сергей, переводя взгляд с командира на замполита. — Авось не поймут… Или не достанут.
…Так, как работал весь отряд в три часа, отпущенные богом войны, не приходилось давно. Всё бывало прежде — и выкладывались, выбивались из сил, но все-таки тянулись в переходах, и вгрызались в каменистый грунт, и прорубались сквозь переплетения корней, минируя горные склоны, тропинки и осыпи, и рубили неподатливые, узловатые древесные стволы, и тащили, надрывались, и всё-таки тащили больных, слабых, амуницию и какой-никакой, а всё же незаменимый партизанский запас, но чтобы вот так дружно и без понукания…