Крысиная тропа
Шрифт:
— Тоже преступники или их пособники. Если хотите, соучастники! — хромец приостановился и шутовски раскланялся. Но тут же принял обычный деловой вид и строго сказал: — Давайте прекратим разговор в таком тоне, иначе он ни к чему хорошему не приведет. За неожиданную смерть вашего приятеля Рыжова западные партнеры принесли нам весомые извинения в свободно конвертируемой валюте. И мы их приняли! На ваш счет тоже переведут кругленькую сумму. Надеюсь, это вас несколько утешит? А нового клиента готовьте.
— За него потом тоже принесут извинения?
— Слушайте, я, кажется, вас уже
«Выйти из игры и уйти из жизни? — мелькнула у Шамрая паническая мысль. — С них станется! Лучше не язвить и не допытываться, что там на самом деле случилось с Колькой. Все одно его не вернуть».
— Извините, — хмуро сказал он. — Нервы. Слишком все неожиданно и крайне неприятно. Все-таки мы давно знали друг друга, и именно я предложил ему уйти.
— Понимаю ваши чувства. Но умейте держать себя в руках!
— Еще раз извините! — Владислав Борисович закурил и подумал, что лучше десять раз извиниться, чем один раз умереть. — Больше такое не повторится. Отныне я отделяю себя от клиентов.
— Вот это правильно! Как в наших родных службах быта, — скрипуче засмеялся собеседник. — Зато нервы целы. Кстати, на «Каштане» ставим крест, и туда больше никого не отправляйте. Сергей Сергеевич сам определится, где и как встретиться.
— Что-то еще неприятное случилось за это время? — с осторожностью поинтересовался Шамрай.
— Так, жизнь течет, — неопределенно отозвался колченогий. — Вечно что-то да случается, и не всегда это приятно. Но у нас есть Сергей Сергеевич, и он всегда на страже. Предоставим ему решать возникшие проблемы, а сами займемся новым клиентом.
— Вновь будем туго сворачивать веер?
— Непременно, — колченогий подозвал собаку и сказал на прощание: — Сохраняйте спокойствие и благоразумие. Все под контролем и все идет нормально.
Взяв спаниеля на поводок, он тяжело похромал прочь.
Проводив его взглядом, Владислав Борисович закурил новую сигарету и медленно пошел в глубь аллеи. Мелькнула было мысль позвонить Колькиным родным и сообщить им… Нет, надо быть полным идиотом, чтобы так бездарно подставиться.
Придется на все наплевать и забыть. Но в памяти вдруг невольно всплыл тот день, когда Рыжов пришел к нему по поводу аукциона, а потом они вместе обедали и гуляли по старым переулкам Центра. Кажется, это было в прошлой жизни и вообще не с ним, а с кем-то другим. Именно тот, другой, и виноват, что Рыжова больше нет на свете.
Зачем зря отягощать совесть бременем вины и мучить себя бесплодными раскаяниями? Кому от этого станет легче? Ну, признайся честно самому себе — тебе же совершенно не жаль Николая, а жаль, что все так несуразно получилось, ты опасаешься, как бы это теперь не ударило другим концом по тебе?!
Ладно, у каждого своя судьба. Но когда придет срок и Шамрай сам соберется уносить отсюда ноги, стоит учесть ошибки не только покойного Рыжова, но и других клиентов.
Хафиз ждал. С неистощимым терпением уверенного в себе человека. Ведь стоит ему только открыть рот, как эти придурки из ментовки подпрыгнут до потолка от изумления и потеряют дар речи со страху — вряд ли они даже в кошмарном сне видели то, что на самом деле происходит! И Хафиз лишь маленький винтик в огромной машине, приводимой в движение силой бешеных денег.
Да, пусть маленький, зато важный! Сергей Сергеевич должен вытянуть его из дерьма — иначе сам утонет. И утонет не только он один: толковым людям достаточно намека, легкой подсказки, и они ухватят кончик ниточки и начнут разматывать клубочек. Кстати, тот оперативник, который сумел-таки заломать его в бомбоубежище, далеко не глуп и по глазам видно: он в курсе многого, очень многого или по крайней мере о многом догадывается.
Естественно, Хафиз знал о законе молчания и был готов соблюдать его, но… если ему окажут помощь. А нет, так пусть каждый спасается в одиночку. Он и в колонии не пропадет. Инкриминировать ему особенно нечего, кроме сопротивления ментам и незаконного ношения оружия. Пусть стараются, пишут бумаги, проводят экспертизы и наматывают ему срок — чтобы бороться с ними, существуют опытные адвокаты. Однако самое главное, дождаться весточки от Сергея Сергеевича, знать — он помнит и не оставит в беде.
В камере Хафиза сразу приняли как авторитетного человека, безошибочно угадав в нем именно того, кем он и был на самом деле. Несмотря на крайнюю скученность — в помещении, рассчитанном на полтора десятка человек, находилось не менее восьмидесяти, — ему отвели одно из лучших мест на нарах, и староста камеры из местных блатняков, пошептавшись с ним, тут же выдал сумрачному новичку доппаек: пачку американских сигарет, плитку шоколада, бутылку минеральной воды, маленький батончик копченой колбасы и пачку печенья.
Спать ложились в три смены, к очку параши постоянно стояла очередь, но Хафиз умывался и справлял нужду вне всякой очереди, а спал, когда хотел.
Так прошел день, потом другой. Не теряя надежды, Хафиз ждал. Молча, упорно. Однако о нем словно все забыли: не вызывали на допросы, не приходил адвокат, хотя других арестантов выводили и на встречи с защитниками, и на допросы или очные ставки. Это вносило хоть какое-то разнообразие в тюремную рутину. Но гражданина Бенхана Евлоева не тревожили ни следователи, ни оперативники, ни защитники.
Никто из обитателей камеры не передал ему привета с воли, не шепнул условного слова. И все же Хафиз продолжал ждать, хотя в его душу уже начали закрадываться мрачные подозрения.
Под вечер староста сел играть со своими шестерками, и тут к нему подкатился один из прихлебаев. Воровато оглядываясь, он начал что-то жарко шептать на ухо старосте, тот кивнул, поощрительно похлопал наушника по плечу и как ни в чем не бывало продолжил игру.
Хафиз наблюдал за ними с презрительным равнодушием — какое ему дело до мышиной возни мелких уголовников, волею злосчастного случая оказавшихся вместе с ним под замком на ограниченном пространстве камеры? Никому из них не приходилось участвовать в таких крупных делах, какими занимался на воле он. Пусть не он держал там банк, пусть ему отдавали приказы, однако время шло, и Хафиз медленно и верно продвигался все выше по криминальной лестнице и, следовательно, получал все большие и большие деньги.