Крысиный король
Шрифт:
Фабиан откинулся назад и начал писать свою картину.
Наташа продолжала играть «Город ветра». Пусть и немного напрягая слух, оба слышали то, что хотели услышать.
Дудочник осторожно приподнял край брезента. Внимательно вгляделся в темноту вокруг судна бесцветными глазами.
На набережной Альберта никого не было. Пит посмотрел на огни Парламентского дворца.
Потом замахнулся и бросил крысиное тельце в Темзу.
От него пошли круги, на воде появилось еще одно темное грязное пятно среди множества других. Маленький трупик медленно сносило течением, увлекая
Часть шестая
Джангл-террор
Глава 26
Настала ночь джангла.
Воздух накалялся. Возбужденная молодежь, одетая по последней моде, стекалась в Элефант-энд-Касл.
Низкие облака, красноватые в свете уличных фонарей, огромными клубами мчались по небу. Казалось, Лондон полыхал огнем.
Полицейские машины молниями проносились по улицам, обгоняя другие – те, что неуверенно двигались в Ламбет, извергая пульсации из динамиков. Кое-где слышался танцзал или рэп, глухой и апатичный, и повсюду гремел драм-энд-бейс, лихорадочно пульсирующий, неукротимый и непостижимый.
Водители высовывали локти в открытые окна, лениво кивая в такт музыке. Из окон рвались басы, мелькали пестрые наряды, все машины были набиты битком. Не заглушая двигателей и сотрясаясь от ритмов, они во всем великолепии выстраивались на красный свет перед зеброй перехода, едва сдерживаемые полицейскими патрулями. Они рыскали от перекрестка к перекрестку в поисках места для парковки.
Из всех окон раздавались громкие крики, сотни голосов дружно подхватывали слова звучавших повсюду любимых треков, это была восторженная прелюдия к вечеринке.
«Loverman!» – неслось повсюду. «Check yo’self!», «Gangsta!», «Jump!», «Fight the Power!», «This is Darkside!».
«I could just kill a man!»
«Six million ways to die!»
В этот вечер они смотрели только друг на друга. В одежде от Карла Кани, Кельвина Кляйна и Канголс, они подъезжали на машинах и приходили пешком, как конкистадоры. Толпа заполонила улицы к югу от Ватерлоо, домашние мальчики и крутые девчонки шагали в одной колонне мимо испуганных местных жителей, которые на их фоне казались бледными тенями.
Стукаясь кулаками и цыкая сквозь зубы, они бесчисленными рядами двигались к месту действа. Ирландские мальчишки и карибские девчонки, дети Пакистана, гангста в огромных плащах, лопочущие что-то в мобильники, диджеи с диджейскими сумками, они изо всех сил стремились выглядеть старше и усердно подражали небрежности и безразличию взрослых…
Они шли к джанглу.
На всех углах стояли полицейские. Когда машины останавливались на светофоре, патрульный иногда удостаивал их высокомерного взгляда или презрительной усмешки. Полицейские наблюдали за ними, переговариваясь по рации на своем непонятном языке. Сквозь шипение и свист из передатчиков то и дело раздавались предупреждения и прогнозы, но сразу же растворялись в рваных ритмах города, так и не услышанные нарядной публикой.
Это был особенный вечер, все ждали его слишком долго.
Ангар светился в темноте. Он был похож на освещенный изнутри собор, свет лился изо всех щелей на темную улицу.
У входа образовалась длинная очередь. Вышибалы, огромные парни в бронежилетах, стояли со скрещенными на груди руками, как фантастические горгульи. Налицо были все признаки феодальной иерархии: рабы стояли в очереди, галдели у входа, с завистью глядя на диджеев и их приближенных, устроителей драм-энд-бейс-действа, которые неторопливо и вальяжно фланировали мимо них и переговаривались с охраной. Когда подходили самые знаменитые, никто даже не заглядывал в список приглашенных.
Роя Крея и диджея Бума, Нутту и Дип-Кавера, известных по сотням CD-обложек и постеров, пропустили без вопросов. В этот момент даже здоровенным вышибалам не удалось скрыть за напускным безразличием благоговейный трепет. Droit de seigneur [15] было живо и этой ночью зажигало в Элефант-энд-Касле.
Если бы кто-то из собравшихся посмотрел вверх, он, может быть, заметил бы, как нечто пронеслось по небу – по-видимому, неуправляемое, потому что двигалось оно слишком порывисто. Связка тряпья размером с человека летела по воздуху. Но ее несло не ветром: ветер не мог менять направление так быстро и стремительно, как эта бесформенная масса, да он и не смог бы поднять в воздух такой груз.
15
Право сеньора (фр.), т. е. право первой ночи.
Лоплоп, Предводитель птиц, сгорбившись, описывал круги над улицами, осматривая местность внизу, потом взмывал в небо и вглядывался в ночь, окрашенную оранжевым рассеянным светом. В ушах у него по-прежнему стоял звон.
Он не слышал шума города. Он не слышал хищного рычания машин. Он не слышал глухого уханья басов, доносящегося из ангара. Сложные слуховые ходы из косточек и перепонок у него в ушах были сломаны, каналы забились запекшейся кровью.
У Лоплопа остались только глаза, и он искал, как мог, безмолвно зависая между домами, усаживаясь на флюгеры и опять взмывая в небо.
В воздухе уже становилось тесно от птиц. Разбуженные пролетавшим мимо Лоплопом, они кричали, выказывая ему свою преданность, но он не слышал. Озадаченные, они срывались с карнизов и ветвей деревьев и с криками неслись следом, напуганные беспорядочными виражами Лоплопа и его безразличием к ним. Огромные тяжелые вороны окружили его. Лоплоп, увидев их, закричал, пытаясь восстановить потерянный авторитет.
Пернатые грациозно петляли вокруг, их становилось все больше. Они в замешательстве зыркали по сторонам. И тогда, окруженный медленно летающими птицами, Лоплоп проделал немыслимый трюк – поднялся ввысь, вошел в крутой вираж, сделал зигзаг и упал.
Птицы не могли бросить своего генерала.
А в других местах Лондона собирались новые армии.
Пустели стены и закутки в домах. Из трещин и дыр всего города устремились пауки. Они миллионами сбивались в стаи, спускались с самого верха зданий по нитям паутины и живыми кляксами неслись по грязной земле садов и парков. В спешке пауки наползали друг на друга, образуя копошащуюся черно-коричневую массу.
Тут и там люди натыкались на их полчища. Ночь разрывали внезапные вскрики, доносившиеся то из детских спален, то с задворков.